Ирсана не спеша вышла из-под козырька, поправила на голове платок и, ничем не выдавая своего волнения, приблизилась. Он обернулся в её сторону и, крепко сжимая поводья, стал терпеливо ждать. Наконец, она подошла совсем близко и улыбнулась уголками губ. Полумесяц и звёзды наблюдали за ними издалека и, казалось, улыбались. Мурад безмолвно подал ей свободную руку.
– Вы не боитесь, Мурад Баширович? – спросила она спокойно, пусть грудь и разрывалась от счастья. – Ведь я – прокажённая, и никто не хочет брать меня замуж.
– Что мне слухи, Ирсана Вахитаевна? – произнёс он одновременно весело и серьёзно. – Я знаю, что они не правдивы. А с тех пор, как между нашими семьями случился разлад, я не нахожу себе места. И коль наши родители в ссоре, единственное, что я могу сделать, чтобы получить вашу руку, это выкрасть вас.
– Я уеду в ночи с любимым человеком? – прошептала девушка, не сводя с него взгляда. – Разве я могла о таком мечтать?..
Она медленно вложила свою руку в его, и даже в темноте его глаза заблестели восторгом. Обласканные тёплой ночью, они без труда взобрались на лошадь, и Ирсана, прикрыв веки, обвила талию будущего мужа руками. Мурад обернулся к ней через плечо, одарил её влюблённой улыбкой и, набравшись решимости, резво понукнул лошадь.
– Боже мой! – ахнула Нино, завизжав от радости, а Шалико по-доброму сощурился. – Ваш отец принял их? Они счастливы?
– Принял, Нино Георгиевна, принял, – посмеиваясь, подтвердил Исхан. – Он всегда относился к ней, как к дочери. И любил так же!.. Позлился только для виду, и всё.
– Как невестку он ценит её больше, чем меня, – вставила своё слово Ламара. – Но разве слухи про проказу не хуже тех, что ходили про меня?..
– Ваш отец, Исхан Баширович, – перебил её брат, – очень великодушный человек.
Шалико посмеялся про себя тому, что Баширу Ахмедовичу, везло на невесток «с предысторией», но всё равно передал через зятя свои наилучшие пожелания Ирсане и Мураду. Вот это бумеранг получили Айдемировы! Их дочь в итоге тоже выкрали. Впрочем, он был даже рад слышать о том, что эту милую, по словам Нино, девушку, не коснулась месть, которую справедливо заслужили её родные. Затем Исхан уточнил, что обморок, в который молоденькая жена его брата упала перед самым их отъездом, по всем признакам, был связан с беременностью, и обещался передать Нино адрес, на который та могла написать и поздравить подругу со столь радостным событием.
Абалаевы ещё немного посидели за главным праздничным столом, передали молодожёнам свадебный подарок, который, как утверждал Исхан, лично выбирала его мать, и, пожелав напоследок всего хорошего, молча скрылись в толпе.
Молодые князь и княгиня заворожённо смотрели им вслед, будто Ламара и её супруг уносили с собой самые тягостные страницы их истории. Шалико быстро раскусил, о чём думала его невеста, и приобнял её за плечи. Нино любовно улыбнулась мужу.
Началось время громких тостов, и Георгий с Константином превзошли в этом искусстве самих себя. Дядья с обеих сторон не отставали, и, обходя столы рука об руку, жених и невеста через одного слушали пожелания о скором крепком потомстве. Граф Каминский без обиняков заявил, что будет крёстным отцом их будущего ребёнка, и князь с княгиней с радостью с этим согласились. Под конец даже Софико перестала закатывать глаза из-за того, как тривиальны и предсказуемы, по её мнению, были эти пожелания, и со слезами обняла среднего брата и его юную супругу.
Когда очередь дошла до Давида, Шалико почему-то замучил стыд. Стыд за… личное счастье, которое напрочь отсутствовало в жизни его брата. Да разве подобало такого стыдиться? Но как ещё объяснить ту неловкость, которую он испытывал в последнее время рядом с дзмой? Он не знал, как вести себя с ним, чтобы не обидеть, а Давид сознательно держался чуть поодаль, не желая лишний раз теребить кровоточащую рану в своей душе. Из-за этого братья стали понемногу отдаляться друг от друга. Это тревожило Шалико, но что он мог поделать?.. Радоваться своей свадьбе в открытую, причиняя тем самым очередную боль брату? Или же искренне посочувствовать ему?.. Ах, но Давид вряд ли захочет, чтобы его жалели!.. В итоге юноша так и застыл напротив дзмы с глуповатой улыбкой и не решался обнять его до тех пор, пока тот по-доброму не улыбнулся и не раскрыл свои медвежьи объятья.