– Ну, адамиани дзвирпаси,79 – тепло произнёс капитан и ещё долго не размыкал родственных объятий. – Поздравляю!..
От Давида сильно пахло спиртным, но Шалико не обратил на это внимания, поскольку стыд в его душе переменился волной нежности. Собственное всепоглощающее счастье больше не казалось ему полным и значимым. Как он только мог быть так счастлив, зная, что дзма держался из последних сил? Но ведь он сам ничем не мог помочь!.. А Давид тем временем держался на людях молодцом: посторонний наблюдатель ни за что бы не догадался, как тяжело ему далась эта сцена.
– Спасибо, дзма, – прошептал жених доверительным шёпотом. – Твои поздравления самые искренние!
Шалико действительно так считал, ведь кто знал, чего они стоили его дзме? Давид ещё шире улыбнулся и по старой привычке взъерошил брату волосы. Старый мир между ними установился вновь.
Тамада замолк, когда слуги занесли в салон несколько новых блюд, и сыновья Циклаури отошли подальше от двери, чтобы пропустить их вперёд. Большие круглые подносы ломились от яств. На сегодня закончили с поздравлениями, и Нино, поцеловав мужа в щёку, упорхнула вместе с Софико, чтобы подготовиться к танцу невесты. Шалико не сдержался и проводил её влюбленным вздохом. Давид сделал вид, что не услышал его.
В зале на время стало совсем тихо, как вдруг воцарившуюся тишину нарушил приятный мужской голос. С каждой секундой он всё набирал силу, и, заинтригованные, гости обернулись в его сторону. Левон забрал из рук одного из музыкантов пандури, жестом попросил аккомпанировать ему и поместился на стуле чуть поодаль. Все с улыбками прислушались к нему, а кто-то даже присвистнул и зааплодировал. Лицо Саломеи, которая стояла в двух метрах от братьев Циклаури, озарила гордая и вместе с тем счастливая улыбка.
Её жених запел армянскую народную песню «Ах, Нарэ-Нарэ», восхвалявшую красоту кавказской девушки, и, пока песня лилась из его уст, Левон не сводил со своей красавицы-невесты взора. Изредка он бросал короткие, но внушительные взгляды на Давида, но тот раз за разом ухмылялся и наполнял свой бокал. Даже Саломе пели оды! Но что он, чёрт возьми, сделал не так?..
– Моя жена беременна, – сказал посреди песни Давид и вновь отпил из своего бокала. – Уже третий месяц.
– Дзма! – в неподдельном удивлении ахнул его брат. – Поздравляю тебя!
– Меня-то ты зачем поздравляешь? – просто и легко рассмеялся муж Полины. – Это не ко мне, а к графу Шереметьеву!
Улыбка тотчас сошла с лица Шалико, а в горле запершило. Что ответить на такое?.. Как откликнуться?
– Какая прекрасная пара, не правда ли? – Капитан развернулся спиной к музыкантам – и лицом к фуршетному столу – и вознёс глаза к небу. – Он по уши влюблён в театр и своих крепостных актёров, а она самая практичная женщина Петербурга. Совет им да любовь, дзма!..
Давид одним глотком осушил бокал. Его брат смотрел прямо перед собой и, задыхаясь от чувств, моргал.
– Какая ирония, не правда ли?.. Когда-то меня попросили сделать детей чужой жене, а сейчас кто-то сделал их… моей.
– Дзма!
Левон как раз закончил петь, и нервы Шалико окончательно сдали. Нет-нет, так быть не должно! Его дзма этого не заслужил! Даже тот сговор с Пето Гочаевичем не мог быть настолько роковым… Да, Давид совершил ошибку, но как долго он будет неё расплачиваться?! Разве он уже не искупил свои грехи?.. Шалико сделал последнюю отчаянную попытку обнять брата, но тот, весьма ожидаемо, не принял его жалости.
– Прости меня, малой! – прохрипел он пьяно. – Наговорил тебе тут всякого в день свадьбы… Не хочу портить твой праздник. Я схожу на улицу – проветрюсь!..
В то, что свежий весенний воздух унесёт боль старшего Циклаури, младший не верил совсем, и пока дзма шёл по коридору, светя своей широкой спиной, Шалико не находил себе места. В толпе он отыскал первую и самую большую любовь своего брата, и его глаза озарила мысль, единственно в которой он ещё видел спасение.
– Ваше благородие! – Муж сестры подбежал к Саломее и, кивнув на дверь, добавил: – Я очень вас прошу: поговорите с ним…
Саломея, застигнутая врасплох, не сразу поняла, куда именно клонил Шалико. Счастливая и разгорячённая после песни, которую возлюбленный посвятил ей, она с трудом снизошла до проблем бывшего любовника. Не лишенная сострадания, она всё же пообещала его брату, что сделает всё, что в её силах, и, в последний раз кивнув, медленно прошлась к двери.
Давид стоял в длинном узком коридоре у входа и, заметив её, не очень-то обрадовался. Он выглядел таким несчастным, что Саломее даже стало не по себе. Ну не мог же он до сих пор страдать по ней?.. Если бы она знала, что…