«Я всегда так мечтала покинуть это место! – размышляла Софико, пока, сидя в карете, наблюдала за многолюдными улицами Ахалкалаки из окна. – А сейчас мне как будто… не хочется отсюда уезжать!»
Это неожиданное открытие удивляло княжну. За последние несколько недель ей, пожалуй, очень многое пришлось переосмыслить. Ей недавно исполнилось восемнадцать, и вместе с детством позади навсегда осталась привычная жизнь. Что же!.. Так распорядилась судьба: Нино и Шалико уедут во Флоренцию, где отныне обоснуются, и возьмут с собой её. Граф Каминский, конечно, будет их сопровождать. Левон Ашотович и Саломея Георгиевна уже запланировали свою свадьбу на осень и будут играть её в губернском городе у многочисленных родственников жениха. В мае закончится срок, на который господина Арамянца перевели в Ахалкалакскую больницу, и на его место пришлют другого врача. Он сам, беря в расчёт пожелания супруги и почтенный возраст тестя, переедет вместе с ними, дочкой Сатеник и племянницей Саломеи Ириной в Тифлис. Нино предлагала отцу поехать вместе с ней в Италию, но Георгий отказался, возразив, что из родной Грузии его не прогонит даже чума. Не желая оставлять papa одного в Сакартвело, сёстры посовещались и решили, что Георгий останется жить со старшей дочерью и вернётся к брату Бадри и сестре Екатерине в родной город предков. Левон этому не препятствовал.
Что до Константина и Дарии, то и они, пока их младшая дочь гостила в Италии, остались бы в Мцхете совсем одни. Давид, привязанный к Петербургу и службой, и женой, не успокоился до тех пор, пока родители не согласились поехать в столицу вместе с ним. Старый князь и княгиня, наслышанные о тяжёлом характере Полины Семёновны, согласились с этим ещё и потому, что мечтали хоть так облегчить участь старшего сына, на которую сами толкнули его из эгоистических побуждений. Милому швили не хватало тепла в холодном Петербурге, да ещё и под крышей с женой, которая не проявляла к нему ласковых чувств! Конечно, их приезд вряд ли понравится невестке, которая с недавних пор ещё и носила под сердцем их внука – а с ним, наверняка, понадобится помощь, – но Полина Семёновна уже достаточно изводила их сына, чтобы они считались с её мнением!..
Мхцету, как и Сакартвело, оставляли на приказчиков, и Георгий лично провел с Тимуром доверительную беседу тет-а-тет, в которой попенял ему пальцем и наказал глядеть в оба. Два или три раза в год он обещался не только приезжать, но и присылать в Ахалкалаки беспристрастного ревизора, который в случае чего сразу бы выявил нечистоплотную бухгалтерию. Тимур, столько лет прослуживший у Джавашвили, немного обиделся лишним на то намёком, но потом прослезился, крепко пожал хозяину руку и от всего сердца пожелал ему доброго пути.
– Всё это так грустно! – тяжело вздохнула Софико, спешившая в то утро перед самым отъездом в Ахалкалакскую больницу, чтобы попрощаться с Левоном Ашотовичем. – Как я не люблю прощания!..
Они с братом и Нино уезжали первыми, и от этого им, пожалуй, было тяжелее всех. Княжна Циклаури никогда не отличалась сентиментальностью и, вспомнив графа Каминского, который проповедовал «закостенелый реализм», всё-таки призналась себе в настоящей причине своей грусти. Как Мишель тогда сказал? «Вы влюблены в него!». Что ж! К чему лукавить? Она действительно – и давно! – прониклась первыми в своей жизни нежными чувствами к Ваграму Артуровичу.
«Допустим, я испытываю к нему чувства. Ну, и что с того? – пожала плечами девушка. – Я обожаю брата и Нино, но это скорее в их стиле: влюбляться первый и последний раз в жизни и ради любви отказываться от перспектив. Я же никогда не была романтиком!..»
Нет-нет!.. Она не позволяла голому расчёту вести себя, но предпочитала решать такие вопросы на холодную голову. Кто сказал, что со временем она не забудет свою первую подростковую любовь и по-настоящему не полюбит Мишеля? Ведь он владел для этого всем и даже большим!.. Точно так же, как никто не гарантировал ей того, что, выбрав Мишеля, она не остынет к нему через двадцать лет и не будет кусать локти потому, что в юности упустила своё счастье из-за собственного честолюбия. И всё-таки… в этом вопросе она не могла думать только о себе.
Мишель попросил её хорошенько поразмышлять, прежде чем дать ему ответ, и она понимала его мотивы: неправильный выбор поломал бы судьбы всем троим. Ваграм, если оставить в стороне влюблённость, был дорог ей как человек, повлиявший на её мировоззрение, и Софико не хотелось бы причинять ему незаслуженную боль точно так же, как подставлять лучшего друга своего брата. Граф Каминский невероятно добрый, искренний и честный юноша, и она ему очень симпатизировала! А Ваграм Артурович… умел зажигать на её лице улыбку, только появляясь рядом! Если она выберет неправильно, то они пострадают точно так же, как и она. К тому же, она не могла руководствоваться в своём выборе только перспективами. В конце концов ей предстояло жить с одним из них под единой крышей, воспитывать с ним детей!.. И уже эти материи никак не измерялись Европой или титулами.