Загнав себя в тупик, Софико стала относиться ко всему проще. Её никто ни к чему не принуждал. Она ничего не обещала Мишелю и оставляла за собой право отказать ему в любой момент, да и он был реалистом настолько, чтобы это понимать. Время и только время подскажет ей истинный путь. А пока… dolce vita81, как говорят итальянцы!..
– Прибыли, княжна! – Как только эта мысль пришла ей в голову, кучер вышел из кареты и настойчиво постучал в окошко. – Позвольте вашу руку.
Он помог ей сойти на землю и вежливо проводил до дверей, и Софико, совсем успокоившись, одарила его вежливой улыбкой. В больнице она не бывала, пока шла подготовка к свадьбе Шалико, но за это время в ней ничего не поменялось. В коридорах всё так же пахло спиртом, а сёстры милосердия, многие из которых успели стать ей подругами, сновали туда-сюда с каталками. Несмотря на частые крики и стоны, раздававшиеся в этих стенах тут и там, долгие месяцы Софико чувствовала себя здесь счастливой. Наконец-то она где-то пригодилась – она и её труд! За одну только возможность приносить пользу людям она будет всю жизнь благодарить Левона Ашотовича.
– Ваше сиятельство! – Высокая фигура в белом врачебном халате не заставила себя долго ждать, и даже издали она заметила, как армянский доктор улыбался ей. – Какими судьбами вы к нам?
Она очень обрадовалась ему, а он поцеловал ей руку. Они отошли к койкам, чтобы не мешать сёстрам делать свою работу, и Софико искренне поинтересовалась о Сатеник.
– Сатеник Левоновна никогда не могла сидеть на месте, – с нежностью вздохнул хайрик. – Вы же знаете. Бегает где-то по больнице! Не ровен час, выроет под нами окоп.
– Ах, как жаль! – сокрушалась княжна, посмеявшись. – Как жаль, что я не увижу, как она растёт.
Левон по-доброму сощурился и, спрятав руки в карманах халата, спросил:
– Вы всё-таки уезжаете от нас, княжна?
– Увы, господин Арамянц, увы! Я приехала попрощаться. Я ещё так молода и мечтаю узнать жизнь.
– Ваше желание похвально, – одобрительно кивнул мужчина. – Но не буду скрывать: мне уже не хватает столь расторопной сестры!
Софико от души растрогалась и даже позволила ему обнять себя. А ведь ещё год назад она с большим трудом уговорила его принять себя в этой самой больнице! А теперь она владела ещё одним – хлебным! – ремеслом, в котором преуспела, и никогда не забудет его доброты. Возможно, в Европе она займётся не только статьями. Кто знает, где ещё пригодятся сестринские навыки?..
– Софико Константиновна, – вдруг заговорил врач, словно прочитал её мысли. – Помимо сестринского дела вы ведь увлекались ещё и журналистикой.
– Верно, – спокойно подтвердила она, не спросив, откуда он знал об этом. Это ведь так явно! – Увлекалась.
– Мой брат был бы очень рад, если бы вы поехали попрощаться и с ним. Простите мне мою бестактность, княжна! Но вы действительно много для него значите.
Софико старалась держать лицо, и, пусть ей это удавалось, внутри у неё все перевернулось. Она не злилась на Левона за то, что он рискнул замолвить за Ваграма словечко, но, что делать с его откровением, она ещё не решила. Почувствовав заминку, господин Арамянц, хитро улыбаясь, добавил:
– Княжна, вы… Вы ведь не знаете, что он заплатил за вас половину залога?
На этот раз самообладание отказало девушке, и она еле заметно ахнула, приложив ладошку ко рту.
– Вашим родителям сказали, что это сделала влиятельная суфражистка, и они ничего не заподозрили. – Её реакция подогрела заботливого брата, и он продолжал почти на одном дыхании: – Поймите меня правильно, ваше сиятельство! Я не рассказываю вам этого, чтобы разжалобить. Я лишь надеюсь, что, узнав правду, вы всё-таки захотите сказать ему «спасибо» и… «прощай».
– Вы хороший психолог, Левон Ашотович, – собравшись с мыслями, – что далось ей с трудом, – молвила Софико. – Мне действительно захотелось это сделать.
– Тогда поспешите! – ничуть не растерялся армянин. – В последнее время он часто ездит в старое здание «Кавказского мыслителя» и ведёт там какие-то бумаги. Думаю, он хочет возродить его. Возможно, как раз сегодня вы застанете его там.
Прощаясь с Левоном Ашотовичем, Софико являла собой само спокойствие, и он даже обрадовался той мыслью, что она приняла всё сказанное с подобным хладнокровием и достоинством. Однако неизменная улыбка моментально сошла с лица княжны, когда она села в карету, а душу одолели очередные сомнения, как только кучер тронулся с места.