Вано старательно смотрел по сторонам, чтобы всё-таки добраться до Цотнэевского леса, а не придушить зятя прямо здесь, в коридоре. Шалико, всё прекрасно чувствуя, поспешил увести друга прочь.
– Дзма поехал за Матвеем Иосифовичем и своим знакомым-распорядителем в Ахалкалаки. Вы же не думаете, что мы согласились бы на дуэль без врача?
Проходя мимо, и один, и второй от всей души задели его в бок локтем, но Пето это только повеселило. Как предсказуемы в своей неприязни эти изнеженные мальчишки!..
***
Давиду жгло плечи, пусть мундира на них ещё не было. В полку – и начальство, и сослуживцы – ждали его возвращения со дня на день, но он не представлял себе, как наденет знакомое тёмно-зелёное одеяние теперь, когда…
– Чего же они не едут, ваше сиятельство? – развел руками Матвей Иосифович и быстро-быстро заморгал. – Быть может, передумали стреляться?
Давид вымученно вздохнул и, спрятав руки в карманы, ковырнул податливую почву под ногами. Мысли путались, а со спины струился пот, и даже утренний ветерок, приятно остужавший голову, пока не наступила привычная жара, не спасал положения. На поляне, раскинувшейся на опушке Цотнэевского леса, припекало. Знаменитый бор, который путешественники неминуемо проезжали, когда ехали в Ахалкалаки, видел на своём веку множество дуэлей и стал нарицательным для них именем. Зелёная прогалина, заканчивавшаяся справа рощей, а слева – горным отступом, напоминала открытое поле близ знаменитого Бородина. Над обрывом беззаботно порхали птицы, и, коротая невыносимое ожидание, мужчины замечали в воздухе ещё и орлов, с которыми так часто сравнивали своих гордых соотечественников.
Трава – такая зелёная, что слепила глаза, – поддалась Давиду без труда. Растаптывая её от нечего делать, измайловец разглядел в зелени гроздья земляники, столь же красной, как и капли крови. Подумав об этом, он изо всех сил зажмурился.
Не накликать бы беды, не накликать!..
– Ваш брат будущий дипломат, – не терял надежды уважаемый медик, поправляя на хитрых еврейских глазах округлые очки. – Быть может, он смог помирить их?
– Не смог бы, – с горечью отрезал Давид, а Матвей Иосифович скептично почесал белую бородку. – В таком деле… примирение невозможно.
На этот раз старого еврея поддержал и Модест Карлович – супруг Дианы Асхатовны, которого лейб-гвардеец с трудом уговорил стать распорядителем, и то при условии, что жена, которую он боялся как огня, ни о чём не догадается. Давид не знал, стоило ли лишать почтенных старцев иллюзий по этому поводу, но сам давно от них избавился.
– В столь солнечный день, – бормотал скромный муж директрисы, перебирая в руках свой внушительный чёрный цилиндр, – нет места распрям. Вы не находите, Давид Константинович?
Давид Константинович слабо улыбнулся этому боязливому, немногословному человеку, который обманулся гораздо легче, чем пронырливый еврей. Перед тем, как все замолчали, Матвей Иосифович так посмотрел на одного из секундантов, что тот понял без труда: доктор уже засучивал рукава.
Повисла тишина, нарушаемая только пением птиц, возвышавшихся над их головами. Давид жмурился от солнца, прикрываясь от него ладонью и вслушиваясь в каждый шорох, что раздавался на дороге. Шумел либо заяц, либо другая лестная живность, но, чтобы не разочаровываться в очередной раз, он больше не оборачивался. Прикрыв глаза, Давид глубоко дышал, позволив ветру трепать свои волосы. Через пятнадцать минут отдалённый свист и топот копыт доложили о прибытии дуэлянтов. Птицы зачирикали над кронами деревьев.
Шалико спрыгнул с повозки первым, а за ним неторопливо вышел и Вано. Пето Гочаевич – видимо, отказавшись садиться в двуколку, – плёлся за ней пешком. Вид у него был удручающий.
– Ты принёс пистолеты? – спросил у брата Давид. Тот кивнул ему на чёрный ящик в своих руках и безмолвно раскрыл его. Не говоря ни слова, братья зарядили револьверы и принялись за дело. Дуэлянты, старавшиеся не смотреть друг на друга, разошлись по разные стороны прогалины, а Матвей Иосифович и Модест Карлович встали справа от барьера.
Его обозначили двумя воткнутыми в землю саблями. Пока распорядитель зачитывал правила дуэли и в последний раз просил оппонентов одуматься, Циклаури отмеряли ровно пятьдесят шагов от барьера. Закончив с этим, Давид передал в руки своему подопечному пистолет, а Шалико с тем же самым направился к Вано. Тишина стояла гробовая.
– Извольте, – сказал он Пето, протянув ему оружие, но тот даже принял его, насмехаясь.
– Знаете, Давид Константинович, – произнёс он небрежно и потеребил револьвер за курок, как будто играясь с ним. – Если сегодня мой последний день на этой дрянной земле, то, надеюсь, вы всё-таки добьётесь мою жену. Вверяю её вам.