Сестра изменилась в лице, услышав это имя, но, памятуя о прошлой просьбе, решилась выслушать его до конца.
– Прости, но я так его и не убил, – заключил он, сжав кулаки. – Не смог…
– Вано!.. – вскрикнула Саломея, задыхаясь от рыданий. – Он застрелился, слышишь?!.. Ты спас меня, спас! Ты сделал это, понимаешь?
Никогда прежде она не видела на чьём-то лице такого облегчения. Дзма выдохнул так громко, что она всерьёз побоялась за его жизнь. Она затрясла его изо всех сил за плечи, и только тогда он слабо ей повёл головой.
– Слава Богу! – взмолился он ослабленно. – Слава Богу!..
Молодая вдова выходила из комнаты на негнущихся ногах. В последние минуты её пребывания кровотечение и боль усилились, и, предчувствуя скорый конец, Вано попросил её привести всех поскорее. Внизу уже ждал священник, которого привёз Модест Карлович на случай, если молодой князь захочет причаститься. Оставив святого отца в Сакартвело, распорядитель поехал с трупом Пето к Ломинадзе. Прошло уже три часа, а ни Давид, ни Матвей Иосифович не показывались на горизонте. Дождь пошёл опять.
– Найдите ему другого врача! – свирепел Георгий, кидаясь то на Константина, то на священнослужителя. – Этот старый еврей не единственный на всю Грузию лекарь!..
– Но он лучший во всём Ахалкалаки, а операция тяжёлая. Другой не справится, – здраво рассуждал князь Циклаури. – К тому же мы не найдём иной вариант так скоро. Матвей Иосифович один лечил всю нашу волость…
Надежда угасала с каждой минутой, как песок сквозь пальцы. Стоны и крики усиливались. Святой отец поднялся в спальню, чтобы отпустить больному грехи.
У кровати Вано не хватало места. Саломея опустилась на колени у изголовья брата и, держа его за руку, зарылась головой в его одеяло. Георгий хмурил брови и на каждое обращение к себе огрызался, походя на пороховую бочку с зажжённым фитилем. Он стоял у окна и смотрел на дорогу до тех пор, пока глаза не стали слезиться. Тина, сидя на стульчике по правую сторону от кровати, вглядывалась стеклянным взором в стену и, казалось, не дышала. Нино сползла по ней вниз и не двигалась, согревая собой холодный пол. Старшие Циклаури вместе со средним сыном скромно стояли в стороне, пока священник читал над умирающим молитву. На его устах до последнего играла улыбка.
Дождь неустанно барабанил по крыше, когда Шалико не спеша вышел на крыльцо и промочил под ним брюки и сорочку. Дождевые капли падали с ресниц на глаза и мешали отчётливо видеть перед собой, но юноша всё равно приметил образ всадника, приближавшегося с невообразимой скоростью к Сакартвело. С Давида струился десятый пот, когда он спрыгнул с коня и, тяжело дыша, приблизился. Матвей Иосифович сломя голову пробежал мимо с целым сундуком в руках. Но был ли от него теперь толк?
Старший брат затаил дыхание и, подойдя вплотную, безмолвно повёл глазами. Младший в ответ скорбно покачал головой, а слёзы побежали по его щекам рекой. Потерявшись на мгновение, Давид прижал Шалико к себе и горячо похлопал его по спине.
17
«Погиб поэт! – невольник чести —
Пал, оклеветанный молвой,
С свинцом в груди и жаждой мести,
Поникнув гордой головой!..»
Эта цитата из произведения Михаила Юрьевича Лермонтова сама пришла на ум Шалико, пока они безмолвно шествовали к кладбищу близ Сакартвело через три дня после кончины Вано. Никто не разговаривал. Горе слишком сильно захлестнуло каждого из них, и любое упоминание страшной трагедии вызывало нестерпимую ноющую боль в сердце.
Вано умер вечером двенадцатого августа, а утром тринадцатого числа Саломея распорядилась перебрать содержимое его стола и ящиков, достать оттуда все бумаги, письма и документы. Шалико охотно передал ей конверт, который её брат слёзно вверил ему за час до дуэли, а второй, как и полагалось, отдал Георгию Шакроевичу. Саломея не стала расспрашивать у отца, что именно писал в своём последнем обращении к ним покойный, но зато с головой ушла в следующее: под его подушкой она обнаружила толстую тетрадку, сплошь исписанную размашистым почерком. В ящиках же нашлись бесчисленные листы с трогательными стихами. От упоминания «Екатерины Прекрасной» в этих стихах слезились глаза.
– В тетради его последний роман, даико! – без труда догадалась Нино, глаза которой вновь заблестели от слёз. – Он рассказывал, что работает над ним. Помнишь?
Саломея не помнила – слишком увлечена она была собой в последнее время, за что теперь нещадно себя корила, – но сразу же отнесла рукопись papa и потребовала, чтобы тот немедленно что-то предпринял. Георгий, не мешкая ни секунды, схватил тетрадь из рук старшей дочери и понёс её к приказчику. Тимур получил распоряжение галопом скакать в Тифлис и лестью, подкупом и даже угрозами добиться, чтобы издатели опубликовали рукопись. Благо Вано успел её закончить.