Саломея знала, что эта весть наверняка очень обрадовала бы брата, и теперь, стоя на его могиле и слушая проповедь священника, она почти ощущала его присутствие за своей спиной. Слышала весёлый голос, что неповторимо кричал: «даико!», видела красивую белоснежную улыбку и лучистые глаза, сверкавшие лукавым огоньком. И он улыбался ей!.. Разве это не признак того, что она поступила правильно?
Глаза слепила эта улыбка, а в ушах всё ещё звенели его последние слова, и сейчас, почти видя его призрак перед собой, она невольно вспоминала:
– Будь счастлива! – просил он её перед тем, как отпустить. – Я отдаю жизнь не для того, чтобы ты страдала и дальше. Теперь ты можешь найти хорошего мужчину и завести детей! Сестра, прошу тебя: не закрывайся в себе! Ты достойна лучшего!
Щёки вновь увлажнились от слёз, а грудь всё ещё жёг аккуратно запечатанный лист бумаги. На нём горели любовно выведенные буквы, сложенные в женское имя: «Катеньке». Именно благополучие этой девушки стало теперь её главной задачей.
Саломея стояла чуть поодаль от сестёр, отца, старшей мамиды и семьи бидзы, которые приехали из Тифлиса сегодня утром. Материнские родственники не прибыли, но зато кладбище битком набили люди, которые оказались там чисто случайно. Молва о смерти юного князя, чей отец не раз жертвовал деньги на обустройство больниц и школ не только в Ахалкалаки, но и в ближних волостях, разлетелась по окрестности, словно чума. Казалось, что несколько сотен зевак присоединились к их траурной процессии от нечего делать, а их присутствие почти довело любящую сестру до истерики. Да что они вообще могли знать об их утрате, если даже ни разу не встречались с Вано? Кроме них и Циклаури, никто не скорбел по-настоящему!.. Правда, из Петербурга нагрянули друзья покойного по литературной среде, и, прочитав в их глазах боль, что испытывала она сама, даико всё же утешилась. Те, кто знал Вано лично, не могли не любить его!..
– Мы никогда бы не подумали, – выдавил из себя молодой граф Шувалов, пожимая Георгию руку, – что он покинет нас так скоро. Его пьесы! Мы до сих пор держимся за живот со смеху.
– Он был вечный рыцарь, – поддакнул юный Апраксин. – И даже умер, как поэт…
Крупная слеза капнула на землю, когда она подслушала этот разговор, пока стояла за спиной у отца. Что-то похожее они и выгравировали на надгробии Вано. «Защитником жил, защитником и умер», – так гласила эта надпись.
О покойном и правда говорили только хорошее, но зато ей самой – пусть она давно не придавала этому значения – изрядно перемыли кости.
– Похоронить в один день и брата, и мужа! – ворчали под ухом старые кавказские склочницы, только ждавшие момента, чтобы прыснуть ядом. – Где такое видано?
– И на похороны мужа никто ведь не поехал! – и дальше зашептались сплетницы. – Говорят, они стрелялись из-за неё. Брат какую-то тайну о муже узнал, которую не смог ему простить.
– Тайна там или нет, а нога у неё тяжёлая. Её такую никто замуж больше не возьмёт. Будь она сто раз красавица!
– Правильно-правильно!.. Я своего Иванэ как можно дальше буду от неё держать! А то заглядывался на неё по юности. Жди с такой беды!
– И ведь не рожала столько лет! Довела мужа до гробовой доски и даже детей ему не подарила. Знаете, как таких в старину называли? Чёрными вдовами!..
Губы Саломеи тронула печальная улыбка. Клеймо чёрной вдовы отныне будет преследовать её, куда бы она ни шла, но это её не пугало. Главное, чтобы её подмоченная репутация не сказалась на сёстрах. Им ещё жить и жить!..
Благо у Нино всегда был Шалико, который и сейчас преданно стоял рядом, готовый в любую минуту обнять и утешить. Тина прильнула к papa и плакалась ему в жилетку, пусть он и напоминал изваяние, будто оглох и ослеп одновременно. Гроб медленно опустили в вырытую яму, захлопнули крышку и стали засыпать землёй.
– Папенька, – жалостливо позвала Тина, прижавшись к Георгию вплотную. – Папенька, прошу вас!.. Поплачьте.
Старый князь отчаянно заморгал и всё-таки заключил среднюю дочь в объятья. Его нервы в итоге сдали, и, содрогнувшись всем телом, он заплакал гулко и зазывно, как плачут только сильные духом мужчины. Глядя на них, Саломея едва сдержалась, чтобы не закричать.
На миг и Давид, не отходивший ни на шаг от родителей, обернулся в её сторону, и их взгляды встретились. Она отвела глаза первая.
Поминки прошли в более тесном кругу, и, когда за последним из приглашённых захлопнулась дверь, Саломея поразила родных поспешностью, с которой покинула Сакартвело, уехав в неизвестном направлении. Отчитываться перед ними она, конечно же, не стала, да и вряд ли Вано хотел бы этого, раз доверился только ей, но тянуть с визитом к Катерине она больше не могла. Положение в семье этой девушки оставляло желать лучшего, и счёт шёл на минуты. Нужно вызволять возлюбленную брата из болота, пока её ещё можно спасти!..