– Значит, в дом наших друзей, – предложила она менее бойко. – У них подрастает чудесная дочка. Ей нужна служанка её лет, которая стала бы ей наперсницей. Ты как раз подходишь.
Катя и на этот раз настойчиво покачала головой. В её глазах читалась недюжинная решимость, когда она подняла их на благодетельницу.
– Спасибо вам большое, Саломея Георгиевна, – молвила она, ни минуты не мешкая, – но я уже решила, куда пойду.
Монастырь?! Такой вариант никогда бы не пришёл ей в голову, но Катя не поддавалась уговорам. Не Шарлотта Бронте ли надоумила юное девичье сердце на столь отчаянный шаг?
– Там ни отец, ни мачеха меня не достанут, – разъясняла свой выбор невестка. – К тому же в монастыре я смогу хранить ему верность, как и хотела.
Саломея молчала, не смея перебивать. Мужественность Катеньки поразила её.
– Я прошу вас о немногом. Будьте так добры, сказать мне, где он похоронен, чтобы я могла его навещать…
Золовка растроганно улыбнулась. Конечно, конечно, она скажет!..
– И… найдите мне хороший храм, где я смогу быть действительно полезна. Больше я вас не побеспокою.
Она пообещала, что подберёт подходящий собор, но подумала про себя украдкой, что сама на подобное никогда не решилась бы.
***
С похорон брата прошло пять дней, а Нино до сих пор казалось, что он просто уехал в Петербург и обязательно напишет оттуда в скором времени. По старой привычке она ждала от него вестей, предвкушая полное цветистых оборотов письмо, в котором Вано любовно обсмеёт недостатки каждого из них, а Давида Константиновича вновь сравнит с медведем или серым волком. Глаза наполнялись слезами, а горло сдавило плотным кольцом. Как им жить без этих писем? Без дорогого дзмы?
Пожалуй, впервые за семнадцать лет Нино узнала, что такое горечь и – что не менее важно – скорбь. Родная матушка, которой она не застала в живых, оставалась для неё загадочным силуэтом, который так и не получил человеческого облика, но Вано она любила не как образ, а как человека, чья погибель подобна отмиранию любой части её тела. Пулю, что поразила его селезёнку, она пропустила через себя, а каждый его стон на смертном одре казался ей собственным отчаянным криком. Со смертью любимого брата в ней и самой что-то умерло, сломалось, разлетелось на части. Никогда больше она не станет той беззаботной, смешливой хохотушкой, которой он её помнил. Вано забрал ту сущность с собой.
У неё на многое теперь открылись глаза. Тина и Саломея были старше не только в годах, но и морально, и сейчас, взглянув на себя со стороны, Нино это понимала. Залюбленный младший ребёнок, местами капризный и невоспитанный – вот её истинное лицо!.. Она делала всё, что хотела, жила как у Христа за пазухой, но двенадцатого августа, когда её дзма испустил дух, та жизнь навсегда осталась позади. Как бы ни любили её родные, как бы ни холили и ни лелеяли, ей пора взрослеть, иначе жди беды. Но что-то останется неизменным даже в той, суровой взрослой жизни, не так ли?
Например, Шалико Циклаури. В нём она не сомневалась. Он никогда не предаст её, не отпустит её руки, поможет и утешит, как делал до сих пор, ни секунды не мешкая. Подумать только!.. Если бы не его крепкое дружественное плечо, она бы лишилась чувств ещё на том злосчастном кладбище! А сейчас она нуждалась в его поддержке больше, чем когда-либо, и с ужасом думала о том, как справлялась Саломея. За Тиной – пусть она и сама в это не верила – обязательно приедет Игорь и станет для неё той опорой и каменной стеной, которой им всем не хватало, но Саломе? Откуда старшая сестра черпала силы, как держала лицо? По сравнению с ней Нино чувствовала себя ничтожным слабым деревцем, покосившимся от первого порыва ветра, и горячо презирала свою глупую привязчивую натуру. Ах, поскорее бы Шалико приехал и навестил её, как и обещал на похоронах!..
Правда, его взгляд на момент разговора совсем ей не понравился. Когда генацвале посмотрел на неё так, Нино быстро догадалась: он что-то задумал. Но что он мог держать на уме сейчас, когда она даже просыпаться по утрам не хотела? Впервые она не читала его душу, как открытую книгу, и это её пугало.
Вопреки ожиданиям Шалико прибыл один, а не с родителями, и с порога выпросил у Георгия разрешения вывести свою подругу в сад погулять. Старый князь, который передвигался по дому, словно призрак, и отвечал на все вопросы только «да» и «нет», коротко кивнул и исчез вместе с Тиной в своей спальне. Саломея тоже не обернулась в их сторону, когда они, попрощавшись, вышли из гостиной, и выдавила из себя только: «Там жарко. Посидите в тени».
Они охотно повиновались и вышли к террасе позади дома, где листва благородно укрывала их от палящего солнца. Нино молча плелась рядом и смотрела себе под ноги, а он уныло пинал камушки на тропинке. Говорить не хотелось.