Строил бы свою жизнь без неё, сосредоточился бы на учёбе, на будущих перспективах, а новый поворот ждёт не дождётся его впереди! Наверное, так будет правильнее. Нужно оставить Нино в детстве, а с детством – распрощаться навсегда. Отныне он не будет сожалеть о том, что случилось, – отныне он станет чёрствым карьеристом и расчётливым скептиком, отныне…
Ах да, ведь он не верил в это по-настоящему!..
Шум из опочивальни Давида усиливался, и Шалико невольно прислушался. Дверь в спальню брата оказалась приоткрыта, и сквозь щёлочку между створками юноша увидел, как дзма самозабвенно топтал ногами свой мундир. От неожиданности он даже вскрикнул.
– Ты с ума сошёл? – насмешливо фыркнул Шалико и прошёл вглубь комнаты, где творился настоящий бедлам. В порыве ярости брат, похоже, обрушился не только на свою форменную одежду, но и на предметы, что плохо лежали. Кровать он нещадно измял, а на покрывале одиноко лежало письмо. Шалико хватило одного лишь взгляда, чтобы обо всём догадаться.
– Меня понизили, – процедил сквозь зубы Давид и отвесил тумака офицерской форме. Георгиевские кресты на ней недовольно звякнули. – За участие в дуэли. С поручика до подпрапорщика…
Будущий дипломат безразлично вскинул брови и, отойдя от дверного косяка, развернулся, чтобы уйти.
– Я предупреждал. Но меня же никто никогда не слушает…
– Забери его! – не затихал горе-военный и крикнул ему в спину: – Забери этот треклятый мундир с глаз моих долой! Я не достоин его!
– Если ты будешь и дальше так истерить, – безжалостно резюмировал Шалико, – то никогда и не станешь.
Давид опешил, раскрыв рот, и не сразу нашёлся, что ответить. Шалико не до конца понимал, зачем зашёл к нему, зачем вообще завёл этот разговор, но подсознательно чувствовал, что оказался в нужном месте в нужное время. Быть может, сейчас дзме нужна именно такая эмоциональная встряска? Вот только в няньки он не нанимался. В его собственной душе царил такой раздрай, что…
– Если я его не достоин, – парировал старший брат, не позволив ему удалиться, – то лучше подам в отставку, чем буду так его пятнать.
Шалико не оборачивался и упрямо смотрел перед собой. Сейчас их отношения напоминали нечто похожее: старший пытался достучаться до младшего, а тот постоянно поворачивался к нему спиной. Но сколько это будет продолжаться? Разве родные братья могут быть в вечной ссоре?
– Поступай как знаешь, – пожал он плечами и посмотрел на собеседника через плечо, – но я назову тебя последним трусом, если ты сейчас сдашься.
Давид бессильно зарычал и, схватившись за волосы, замельтешил по комнате. У малого появилась отличная возможность покинуть его, но тот ею не воспользовался, почему-то замешкавшись. Отругав себя за медлительность, он сделал шаг в сторону, но судьба вмешалась и на этот раз.
– Нет, так не годится, – решительно заключил лейб-гвардеец. Его голос зазвучал смело и твёрдо. И так… привычно! – Я продолжу службу и получу не только поручика, но и генерал-майора. Вот увидишь! Одна ошибка – не приговор, и я это докажу. Я снова заставлю себя уважать!
Шалико поймал себя на мысли, что за последние недели не слышал ничего приятнее. Он непроизвольно улыбнулся, и, ощутив, будто с плеч свалилась гора, всё-таки развернулся к брату лицом.
– Будет сложно, я не спорю, – подвёл черту Давид, – но после всего, что случилось, это – единственный правильный для меня путь! Я поступил недостойно, но на ошибках учатся, и я тоже поумнею. Поумнею, чёрт возьми, иначе пусть меня не называют князем Циклаури!..
Несколько секунд оба промолчали. Сердце стучало, отдаваясь в ушах, но не от страха, а от радости и хорошего предчувствия.
– Вот теперь я узнаю своего дзму, – тихо проговорил Шалико, и взор его изрядно потеплел. Старший брат рассмеялся и, споткнувшись о мундир, горячо обнял младшего. Они так соскучились друг по другу, что никто не решался разомкнуть объятия.
Как старший, Давид отстранился первый и, прислушавшись к ссоре внизу, снисходительно улыбнулся.
– Ламара попала впросак? – весело рассмеялся мужчина. – Прямо как я, не так ли?
Шалико не нашёл в себе сил перечить этому, но добросердечный родственник не обиделся. Они ещё раз обнялись.
– Хорошо хоть, Софико не такая темпераментная, – покачал головой малой, – иначе обе наши сестры остались бы незамужними.
Давид усмехнулся со знанием дела и широким жестом пригласил гостя внутрь.
Окончательное примирение между братьями сделало их отъезд не столь болезненным, хотя тучи над их головами пока что не рассеивались. Ранним августовским утром, когда они вышли из ахалкалакского особняка с чемоданами в руках, улицы пустовали, а воздух был свежий и чистый. У дверей стояли два запряжённых экипажа, смиренно ожидая своего часа.