В конце концов, что бы ни предчувствовал Давид, самая главная тайна всё равно покрыта для него завесой. А значит, он не будет жалеть её!
О, нет!.. Никто и никогда не будет её из-за этого жалеть!
– Сейчас мы пройдём классную комнату по арифметике и астрономии, – поведала директриса, ведя их через бесчисленные коридоры новой школы. – А на втором этаже у нас чистописание. Вы знаете, сколько трудов порой стоит обучить крестьянских детей грамоте? А мусульманские ребята из бедных турецких кварталов, по-вашему, лучше?.. Сущий кошмар!
Саломея передвигалась медленно и, не отказываясь от любезно поданной руки Давида, опиралась на неё всю дорогу. Да, именно из-за старшей дочери Георгия Шакроевича Диана Асхатовна то и дело останавливала свою экскурсию. Душеньке постоянно хотелось посмотреть, какие задачки решали младшие классы на арифметике, читали ли труды Льва Николаевича Толстого старшие, а один раз она и вовсе застыла возле окна и долго наблюдала за мальчишками, игравшими в лапту во дворе.
– А вот здесь, – победоносно заявила хозяйка, приглашая гостей в детские опочивальни, – наши ученики обычно отдыхают.
В какой-то момент внимание белокурой малышки семи лет привлекли трое взрослых, вошедших в спальню, пока она с увлечением читала сказки Александра Сергеевича Пушкина. В особенности Машеньке понравилась очень красивая и на вид безумно несчастная madam, в глазах которой почти стояли слёзы. Спрыгнув с кровати, девочка решительным шагом направилась к madam и дёрнула её за длинный рукав роскошного красного одеяния в надежде развеселить.
– Вот, – протянула свою книжку Машенька. – Возьмите. Прочитайте на досуге – и, может быть, вам станет хоть чуточку веселее…
Саломея опустилась на колени и, не сдержав себя, крепко обняла девчушку. Машенька зарылась в её длинные чёрные волосы и не переставала шептать на ушко, какая же madam была красивая и что она тоже мечтала стать такой же, когда подрастёт. Madam рассмеялась. Сквозь слёзы.
– Спасибо, генацвале, – широко улыбнулась она, крепко прижав к груди книгу. – Я обещаю, что буду хранить её.
Вполне обрадованная этим заверением, Машенька убежала в коридор, и её белокурые косички резво разлетелись во все стороны при беге. Саломея ещё долго смотрела девочке вслед, подавляя растроганную улыбку.
– Вы так любите детей, – тонко подметила Диана Асхатовна и тотчас добавила: – И вы замужем. Почему же не заводите своих?
Давид, погрузившийся в сон наяву благодаря безоговорочному обаянию Машеньки, будто очнулся, когда сестра сослуживца позволила себе очередную бестактность. Он опасливо глянул на подругу детства, боясь заметить на её лице ещё большее страдание.
Ах, горе ему, горе!.. Чем он вообще думал, когда привозил несчастную и нелюбимую женщину сюда?!
– Мы пока… не хотим детей, – непринуждённо рассмеялась Саломея, как делала всегда, когда ей задавали подобные вопросы.
Но она, пожалуй, ещё не имела дела с подобными склочницами. Так, позабыв всякий стыд, Диана Асхатовна доверительно взяла Саломею за руку и улыбнулась своей самой дружелюбной улыбкой.
– О, дорогая… не хотите или не можете?
Воцарилась тишина.
– Голубушка, если вопрос стоит именно так, то скажите мне прямо, не стесняйтесь. Не нужно лукавить. Поведайте-ка лучше… – Тут Диана Асхатовна понизила голос, чтобы Давид её ненароком не услышал. – В ком проблема? В вас или в муже?
Но он, конечно, всё услышал и весь побагровел от злости. Видел бог, если бы на дуэль можно было вызывать не только мужчин, но и женщин, ничто не спасло бы эту негодяйку от его перчатки!
– Спасибо вам большое за оказанный приём, ваше благородие, – довольно зло пробормотал князь и яростно засверкал в её сторону глазами, – но нам пора возвращаться в Сакартвело. К тому же Валентина Георгиевна уже ждёт нас у церкви Святого Креста…
– Как же так?! – театрально засуетилась Асхатовна. – Вы же ещё не видели столовую и игровую комнату! И даже пожертвования не внесли!
– Мы внесём, будьте уверены, – с трудом нашлась Саломея и заставила себя улыбнуться. – Но сейчас нам действительно пора ехать.
То, как Диана Асхатовна провожала их обратно до кареты, ни один из её гостей не запомнил в точности. Зато Давиду врезался в память диалог, когда обидчица на несколько минут покинула их, а он, уличив момент, горячо шепнул своей спутнице:
– Вы можете мне всё рассказать, ваше благородие… поведать все свои горести. Вы же знаете, что я вам друг.
Саломея насмешливо усмехнулась, и эта улыбка причинила ему почти физическую боль.