Юный князь выждал тревожную паузу и… прослезился – не то от дыма, не то от чувств.
– Не подведи, дзма, – проговорил он без тени улыбки на обычно весёлом лице, по-мужски обнял Давида и пожал ему руку. После этого Вано подхватил среднюю сестру и вышел вслед за Шалико из библиотеки.
Повисла оглушительная тишина, и Давид осознал, что остался совсем один. Некоторое время он провёл в прострации, пока какая-то балка на стене не рухнула в нескольких сантиметрах и сильно не поцарапала ему спину. Ещё немного – и она бы обвалилась ему на голову, и тогда бы никто не спас Саломею…
Спину жгло раскалённым железом, но молодой князь стиснул зубы и, превозмогая боль, постарался вспомнить, куда могла исчезнуть Саломе. Она вышла из гостиной, направившись вглубь женских спален, и, когда пожар набрал силу, сёстры, бросившиеся следом, не успели догнать её, застряв в библиотеке. Стало быть, недалеко. Она должна быть совсем близко…
Ему хотелось стонать от безысходности, когда он думал, что их история закончится вот так. Судьба не подарит ему возможности зажечь на её лице улыбку, показать, как много она для него значила и какую сильную любовь внушала… Предназначенные друг другу с рождения, они так и не познают счастья, пусть и запретного, пусть и мимолётного… Чего стоит целая жизнь, полная правильных, благородных порывов, если в ней не будет вот этого… украденного счастья? Без неё… всё теряло смысл, всё гасило краски.
Без неё… даже офицерский мундир, к которому он стремился с детских лет, только душил и сковывал.
И если судьба всё-таки даст ему второй шанс, он не будет колебаться. Если она только позволит…
Но что же её муж?.. Что Пето Гочаевич?.. Что будет, если он раскроет их? Что люди начнут говорить о них? Как это отразится на репутации Саломе? Ей же не дадут спокойной жизни…
Разве мог он так рисковать?
Размышления загнали Давида в тупик не только морально, но и физически. Он понял, что вслепую ушёл из библиотеки по коридору чуть дальше, к спальне родителей, когда услышал, как кто-то забарабанил о закрытую дверь справа от него. Глаза вновь заслезились, и мужчина громко откашлялся, вспомнив, что ещё в библиотеке обронил тряпку, которой прикрывался. С каким-то садистским удовлетворением он осознал, что силы стали покидать его, когда по ту сторону двери послышался чей-то безжизненный голос:
– Кто-нибудь… Гмерто чемо! Отзовитесь, прошу!
Морок моментально покинул Давида, и он припал к закрытой двери в надежде услышать ещё хотя бы слово. Ему ведь не послышалось? Это действительно была она?
– Саломея?.. – опасливо переспросил он.
– Давид! – послышался стремительный ответ.
Душераздирающая тишина продлилась секунду, после чего молодая женщина неистово постучала по двери руками.
– Давид! – С каждым разом всё надрывистее. – Давид!
Лейб-гвардеец яростно дёрнул ручку – проклятье! Не открывалась. Он навалился на неё всем телом, но эффекта так и не добился. Всё как будто специально складывалось против них…
– Ручку заело!.. Отойди в сторону, чтобы я смог её выломать!
Он услышал, как она рухнула на пол, лишившись последней надежды, когда и эти его потуги не увенчались успехом. Ожоги на ногах горели, словно он только что их получил, спина и не переставала ныть, а пот струился с лица в три ручья. Он почти перестал что-то перед собой видеть.
Тяжело дыша, лейб-гвардеец припал лбом к двери и сделал несколько засушливых вздохов. Капли пота закапали с ресниц ему в рот.
Не могло всё закончиться вот так, не могло!..
– Ещё немного! Я знаю, что получится… Саломея, слышишь? Я люблю тебя! Только прошу: держись!
– Прощай…
Последнее слово ранило его хуже любого ножа. Молодой князь сжал кулаки и отошёл как можно дальше. Собрав остатки воли, он сделал последнюю, самую отчаянную попытку – и под таким натиском дверь с треском рухнула перед ним, а пыль разлетелась во все стороны, чуть не ослепив его.
Но даже почти ослепший, он увидел, как Саломея обрадовалась ему. На какой-то момент они так горячо отправили Пето ко всем чертям, что сами себе подивились. Было горько, было сладко, было больно и желанно ощущать её лицо так близко, замечать блаженство на её лице, ощущать сладость её губ…
Давид очнулся первым и, подхватив Саломе на руки, понёс её прочь, пока пожар окончательно не похоронил их под обломками родной Мцхеты. Почувствовав себя в безопасности, она лишилась чувств, но он позволил себе забыться, только когда увидел обеспокоенные лица родных.
– Твоя спина! – ахнул Шалико. Ламара залилась слезами, а мать прикрыла Софико глаза ладонью. Нино и Тину обхаживал отец, но Вано отделился от них и помог старшему Циклаури опустить Саломею на скамейку в саду.