Вечный Змей, до чего я докатилась…
Я осторожно развернула принесенный капралом сверток…
-Трын одноглазый!
Я уже его ругательства переняла. Чудесно.
Хотя, ругаться было с чего - это действительно было платье. Алое. Женское. С щедро расшитой нижней рубашкой и глубоким декольте.
Ну, вот что прикажете теперь делать?
Иглонос ткнулся носом мне в ногу, намекая, что он голоден как собака, и только что тайком спущенный под стол окорок ему был всего на один зуб. Я стащила со стола колечко колбасы и подсунула под самый нос зверю. Тот обвил лакомство длинным языком, клацнул зубами и радостно хрюкнул. Ну, хоть кто-то счастлив во время этого празднества.
Хотя нет, я, конечно, преувеличила. Селяне отмечали уничтожение химеры с размахом. Едва начало смеркаться, зажглись многочисленные фонари и факелы, на улицу вытащили столы, где-то в сундуках обнаружились белоснежные скатерти, и сейчас вино лилось рекой, деревенский оркестр наяривал что-то быстрое, веселое, залихватское, а молодежь уже кружилась в танце.
А мне было грустно. Я и сама не могла понять, что со мной. Нет, конечно, дело не в том, что сейчас я была в женском наряде, совсем нет: моя репутация уже окончательно погибла за эти дни - если я когда-нибудь попаду в приличное общество, ни в один дом меня не примут.
Хотя надо сказать, это самое платье - дирндль я надела совершенно зря: одно дело, когда какие-то крестьянки носят широкую юбку до пола с ярким фартуком и блузу с корсетом, и совсем другое, когда в подобное одевается урожденная кнесна. Нет, дело не в качестве ткани, совсем нет. Вопрос в том, какое декольте на этой самой блузке. Я уже и ворот пыталась посильнее стянуть, и платочек искала, грудь прикрыть… Бесполезно! Мне оставалось только краснеть за свой наряд.
Хотя местные девицы чувствовали себя в таком туалете вполне нормально.
Ойкнув, я почесала ногу: обуви агуане принципиально не носили, мои сапоги сохли вместе с костюмом, так что на деревенский праздник я пришла босая, а комары здесь были просто озверевшие - кусались так, что терпеть было невозможно.
Мимо промчалась в удалом танце молодая пара: юноша обхватил обеими руками свою спутницу за талию, девушка положила ладони на плечи своему партнеру. Я проводила их тоскливым взором и отвернулась. На душе было пакостно.
Чья-то ладонь коснулась моего плеча. Я оглянулась:
-Капрал? Что-то случилось?
В отличие от меня, мужчина рискнул обуть мокрые сапоги. Да и вообще - остался в своем мундире, решив, видно, что одежде проще будет высохнуть прямо на теле.
Офицер провел ладонью по голове крутящегося рядом иглоноса, и тот радостно осклабился - только что хвостом по-собачьи не завилял.
-Вы… Разрешите пригласить вас на танец, госпожа?
Танец? Под эту музыку? Но ведь она такая быстрая. Да и то, что мужчина обнимает свою партнершу за талию - это так неприлично… Еще и вырез на моей блузке…
Я поспешно отвела взгляд от кружащейся под пение скрипки пары.
-Не уверена, что это хорошая идея.
-Понимаю, - в голосе полукровки зазвучало такое искреннее сочувствие, что иначе как издевкой его и не назовешь, - вы не умеете танцевать…
-Только если вы не умеете ангажировать, капрал! - вспыхнула я.
В карих глазах господина Иассира сверкнула усмешка. Мужчина вытянулся во фрунт, и браво щелкнув каблуками, склонил голову в поклоне:
-Позвольте мне иметь счастье пригласить вас на танец, госпожа де Шасвар?
Глава восьмая
Айден.
Это с самого начала была плохая идея. Я не про танцы - хотя они, кажется, всю деревню насмешили… Да, у меня хорошая зрительная память, и Арлета мне кое-какие основные движения показывала. Но кнесна де Шасвар, очевидно, привыкла совершенно к другим увеселениям. Она краснела, бледнела, зажималась, не попадала в такт и каждый раз, стоило мне опустить взгляд ниже ее носа, пыталась одной рукой подтянуть повыше вырез платья. Надо полагать, веселые агуанские пляски не доставляли ей ни малейшего удовольствия. А согласилась она на них исключительно из гордости… Чтоб ее, гордость эту.
Зря я взял кнесну с собой. Надо было оставить у Рокуша. Или у Дуна. Или у Фелана, в конце-то концов!.. Что, в Фирбоуэне все девственницы на корню перевелись?! Ну, помыкался бы чуть подольше - небось, не рассыпался бы. Так ведь нет. Захотелось господину офицеру попроще да поприятнее… Вот и получайте теперь. Высокородную гордячку, которая предпочтет скорее утопнуть, чем ‘опозориться у всех на глазах’!.. Вот со страху мне на шею прыгать - так это не зазорно… А подумать, как я сам себя чувствую? Да, я полукровка. Да, в академиях не обучался. Да, меня собственный отец стыдится… Но что я теперь, табуретка бездушная, что ли?
Я криво усмехнулся - Матильда, в очередной раз закусив губу, потянулась к вырезу на блузке. Бросьте, капрал, эта девушка думает только о себе. Причем не тогда, когда надо, а уже после… интересно, кого от кого я невольно спас - ее от загадочного жениха или наоборот? Да, кнесна очень красивая женщина. Но терпеть перепады ее дворянского настроения - адский труд. Если б не единорог… Я скосил глаза на пунцовые щеки своей партнерши и внутренне вздохнул. Кого я обманываю? Ведь не в единороге дело. Она мне нравится. Сам не знаю, почему, честное слово - красавиц я видал и полюбезнее…
Рука кнесны снова соскользнула с моего плеча и метнулась к злополучному корсету. Ну все, хватит!.. Это не танец, а каторга какая-то.
Я не стал дожидаться, когда музыканты закончат плясовую. Аккуратно ‘дотанцевал’ запыхавшуюся Матильду до нашей лавочки у стола, поклонился, буркнул пару соответствующих слов и, извинившись, отошел. За мной, чем-то увлеченно чавкая, поскакал иглонос. Надо ему, что ли, имя дать! А то так и будет безымянным бегать, с нашей-то удачей…
Музыканты, надувая щеки, старались вовсю, извлекая из своих деревянных дудочек развеселую мелодию. Простенькая, но красивая. Интересно, а что-нибудь другое они играть умеют?.. Я остановился неподалеку, ожидая перерыва. Он, судя по всему, должен был наступить очень скоро - рядом с помостом, на пеньке, трудяг дожидался кувшинчик вина и нехитрая закуска… К которой, роняя слюни, уже вовсю мостился наш нахальный подземный найденыш.
-Брысь, паршивец!- шикнул я, щелкнув зверя по носу. Тот прижал уши и подхалимски завертел хвостом. Впрочем, бросать на пенек нежные взгляды не перестал. Он, интересно, всегда такой голодный?.. Я топнул ногой и состроил свирепую рожу:
-Брысь, кому сказал?! Нельзя! Чужое!
-Гры-ы?- на всякий случай уточнил иглонос.
-Уши оборву!- пообещал я. Зверь тяжко вздохнул, облизнулся и, смешно переваливаясь, потопал к столу. Понятно. К госпоже де Шасвар побежал, не иначе как жаловаться… Она и посочувствует, и угостит. А я, изверг такой, только гавкать и горазд. Чувствую, скоро мои спутники объединятся и начнут активно против меня дружить… Я посмотрел на кнесну. Она понуро сидела на лавочке, поджимая под себя то одну, то другую ногу. Мерзнет, что ли?.. Или… Да она же босая! А я ее танцевать потащил - по земле да сосновым иголкам! То-то ей, бедняжке, не до веселья!.. Я смущенно опустил глаза и почесал в затылке. Обувь моей спутницы сушилась на распорках у огня, агуане ботинок в принципе не носят… Ну, ничего! Сейчас что-нибудь придумаем.
Провозился я долго. Чуть ли не час. Пока отловил, наконец, кого-то из агуанок постарше, пока объяснил, что мне от нее требуется, пока уговаривал, пока ждал… А потом еще пришлось для главы деревенского ‘оркестра’ за вином бегать - гость я, не гость, убил химеру или нет, а забесплатно старый пройдоха и копытом о копыто не ударил бы. Но отвязаться от капрала Иассира, когда ему дурь в голову стукнет - гиблое дело! Я таки своего добился. И, надеюсь, не зря…
Агуане, кажется, собирались плясать всю ночь. Уже совсем стемнело, над верхушками деревьев показалась ущербная луна, вокруг маленькой площади зажгли второй круг факелов. Кнесна де Шасвар, грустнея с каждой минутой, сидела все там же, на лавочке, машинально почесывая за ухом блаженствующего иглоноса. Тот зевал во всю пасть. Судя по валяющемуся возле когтистой лапы огрызку кекса, милый зверек сожрал все, что было на нашем куске стола и теперь стоически пытался не заснуть… Я обернулся в сторону музыкантов, сделал предупреждающий знак их главе и, выдохнув, направился к своим спутникам. Точнее - к одной из них, этот обжористый дурень интересовал меня сейчас не больше, чем воинский устав позапрошлого столетия.