Минуло чуть ли не три десятка лет, а тот вечер врезался в память и незваным гостем появился в мыслях в этот миг. Когда-то они были дружны с братом. Но с тех пор много воды утекло. В детстве всё казалось проще.
Похоже, пару раз он свернул не туда, в любом смысле этого слова. Но, в конце концов, очутился перед воротами бывшего родительского дома. В окнах горел свет, а где-то во дворе собака подала голос, стоило ему приблизиться к ограде. Звонок не работал, и Эурон долбанул в ворота и свистнул. В конце концов, лай пса привлёк внимание, хлопнула входная дверь. Ворота отворились, и брат вышел на улицу. Крепкий, высокий, раздобрел за прошедшие годы. И постарел… Борода цвета соли с перцем на загорелом лице. А под тусклым светом уличного фонаря в чёрных волосах блеснула седина. Нахмурился — не узнал.
Эурон усмехнулся, кивнул.
— Здравствуй, Виктарион, — он и раньше предполагал, что средний брат тугодум.
— Эурон? — брат неловко улыбнулся и шагнул навстречу, да так и замер, не прогоняя и не приглашая в дом. — Я даже тебя не сразу узнал, — сказал, покачав головой. — Поздно уже. Мы спать собирались ложиться, — замявшись, продолжил он.
Эурон хмыкнул и нашарил в кармане пачку сигарет. Закурил и окинул брата насмешливым взглядом. Конечно, он не ожидал тёплого приёма, но всё же стало отчего-то противно. С Бейлоном обычно приходилось проще, уж по крайней мере потому, что он высказывал всё напрямик, а не таил обиду годами. Виктарион всегда был таким: спокойным, медлительным и мягкосердечным. Пожалуй, он оказался самым добрым из них троих, но в тоже время и самым упрямым.
— Я по делу приехал, — сразу заявил Эурон, не видя смысла в реверансах. Прекрасно понял, что ему не рады. Но он ведь вернулся не затем, чтобы налаживать отношения с братом.
Виктарион вздохнул, огладил бороду. Видно, раздумывал над ответом.
— Проходи, не прогонять же тебя на ночь глядя, — в конце концов, принял решение брат. Посторонился и распахнул дверь во двор.
Дом поприветствовал теплом и окутал ароматом домашней выпечки. Жена брата — Ивет всегда была прекрасной хозяйкой. А уж по части готовки, так и вовсе являлась настоящей мастерицей, пожалуй, что и его первая не могла с ней в этом сравняться. Дети, верно, уже спали, а супруга брата суетилась на кухне. Виктарион позвал его в гостиную, сделал приглашающий жест рукой. Эурон огляделся, заметил новую мебель и свежие обои.
— Ремонт что ли сделали? — спросил, расположившись в кресле у камина.
— Давно уже, — Виктарион так и остановился у порога. Должно быть, не знал с чего начать разговор. Гадал про себя, зачем же явился младший брат. Однако, вопросов не задавал. Может, не хотел разрушить хрупкое равновесие шаткой беседы, а может, не мог подобрать нужных слов, чтобы выразить своё удивление.
Отлучившись на пару минут, Виктарион вернулся с подносом, на котором стояли заварник с неизменным травяным чаем, кружки, фарфоровая сахарница и блюдо с домашними булочками с яблоком и корицей. Мать когда-то такие пекла — видно, супруга брата у неё взяла этот рецепт.
Эурон поглядел на расставленные на низком столике атрибуты гостеприимства и хмыкнул.
— Столько лет не виделись, а ты меня чаем встречаешь. Неужели нет ничего покрепче?
Виктарион опустился в соседнее кресло и покачал головой.
— Я завязал.
— Ну, конечно, — с издёвкой согласился Эурон, а после извлёк из внутреннего кармана куртки фляжку. Отвинтив тугую крышку, пригубил напиток и подмигнул брату. — Отличный бурбон — рекомендую, — взял с подноса пустую кружку и плеснул туда огненной воды, подвинул брату. — За встречу! — отсалютовал фляжкой. Наверняка, жёнушка его всё-таки дожала. Никогда ей не нравились семейные застолья,и, похоже, что за прошедшие годы она всё же смогла убедить братца отказаться от выпивки.
Виктарион с укором посмотрел на него и не притронулся к своей кружке. Положив руки на подлокотники кресла, поглядел на пляшущие в камине языки пламени. Наконец, в его жизни наступила стабильность, и он смог обуздать свой порок. Больше трёх лет не притрагивался к спиртному и не хотел, чтобы теперь всё пошло прахом. Он ведь едва не потерял свой дом и семью, будучи поверженным этим грехом. К тому же, прекрасно знал, чем это кончилось для отца. А вот младший брат, видимо, забыл.
— Надеюсь, ты помнишь об отце?
— У меня не отшибло память. Он давно мёртв, как и наша мать, — резко бросил Эурон. Он уж точно был не настроен на вечер лирических бесед. Каким бы ни был отец — он поставил их на ноги. Троих детей вырастить нелегко. А мать что ж, она любила причитать и жаловаться: поводов у неё оказывалось предостаточно, так что в этом её сложно упрекнуть.
Едва у него появилась возможность, как Эурон слинял из отчего дома, не раздумывая долго. Сразу же после окончания школы. Бейлон к тому времени давно уже обосновался в Лондоне и тоже не слишком-то часто наведывался в гости к родителям. Виктарион остался. Как он и говорил: самый добрый и мягкосердечный из них.
Отец был пропойцей и скрягой, хоть и обладал недюжинным умом и деловой жилкой. Основал завод с нуля, сколотил капитал, да только дома они ничего не видели. Экономил каждый пенс, мать на ферме возилась, продавала овощи, чтобы купить им игрушки и сладости тайком от него. Сколько помнил — всё донашивал одежду старших братьев, и дома всегда стоял зверский холод, почти во все времена года, потому что отец запрещал включать отопление без крайней нужды. Экономил.
Однако, стоило ему накатить, как он преображался. Можно сказать, становился абсолютно другим человеком. Играл с детьми, угощал конфетами и покупал подарки всей семье. Как-то даже преподнёс матери кольцо с бриллиантом на годовщину свадьбы. Она его припрятала и надевала лишь тогда, когда отца не было дома, потому как протрезвев, он бы поразился такой расточительности и вернул бы кольцо в магазин.
Не сказать, что Эурон не любил родителей, совсем напротив, ведь других у него не было. Но свои детские годы не назвал бы счастливыми, а воспоминания о них не играли радужными красками.
На старости лет отец совсем выжил из ума, и общение с ним не доставляло вовсе никакой радости, а запивать он стал к тому моменту уже регулярно. Правда, характер стал хуже прежнего. В конце концов, его образ жизни его же и доконал, что оказалось вполне закономерно. Мать ненадолго его пережила. Такая любовь, или чёрт его знает что, но два года спустя она последовала за отцом.
Воспоминания мелькали яркими слайдами в голове, и Эурон совсем потерял счёт времени. Виктарион, очевидно, собрался с мыслями и решил первым разбить тишину:
— Ты с похорон матери здесь не появлялся, так почему же сегодня приехал? — с любопытством пробежал взглядом по лицу брата.
Странно, но мальчишкой запомнил его лучше. Семилетним сорванцом, который появлялся дома то с разбитыми коленками, то со ссадиной на подбородке, потому как постоянно умудрялся отыскать приключения на свою голову. Маленьким озорником в выгоревшей рубашке в жёлто-зелёную клетку с лукавой улыбкой и хитроватым прищуром синих глаз, что возникал тогда, когда он задумывал очередную шалость. Или шумным и дерзким подростком, который бренчал на гитаре и возился в гараже со старым мопедом. На самом деле взрослого брата он почти и не знал, слишком быстро прошли годы, а они так давно не общались толком.