Через час вскочил с лавки, на которую садился уже раз десять, уставая ходить вокруг стола с нацеленной на пергамент кистью. Выругался. Полета не было. Рука не желала касаться рисунка, дополняя и уточняя его. Все верно, с раздражением понял — нужно вдохновение, желание летать, трудясь, а если его нет, можно ли принудить себя к полету?
Встав у двери, прислушался, страшась уловить отзвуки паники и беспорядка. Вдруг какие крики, грохот. Но в коридоре за резными створками царила обычная дневная тишина. Прошуршали шаги, не замедлившись.
— Эй! — он снова покрутил рифленую круглую ручку, нагнулся к замочной скважине, — эй, кто там! Да черт и черт!
— Ты голоден? — голос раздался совсем близко, и Андрей от неожиданности шагнул назад, выпрямляясь. Девичий озабоченный голос.
— Я? Нет. Да! Меня заперли. Ты можешь открыть?
За дверями послышался легкий смешок.
— Я принесу тебе поесть, весенний. Скоро.
— Айтин? — узнал он голос.
Ответом были только легкие шаги.
Девушка вернулась быстро, как и обещала. Прозвенев замком, вошла, неся поднос с мисками и кубком. Андрей, усаживаясь за обеденный столик, хотел было расспросить, но, перебирая в памяти беседу с элле, засомневался, вдруг все держится в секрете, а он разболтает и сделает только хуже. Лучше просто поговорить, обо всем. Если там что-то происходит, Айтин скажет сама.
Но девушка молчала, медленно обходя стол и разглядывая большой рисунок. Опустила тонкий палец, не касаясь линий.
— Тут должен быть ксиит. Смотри, какое пустое небесное место. Как раз для него. А тут, на краю, летит стая агонзов.
— Да? — Андрей проглотил кусок лепешки с овощной острой пастой, подошел, тоже рассматривая, — я думал, напортачил, видишь, тут чернила размазались.
— Ничто не случается случайно, — наставительно ответила Тинна, водя пальцем над контурами бледного пятна, — видишь, вот крылья. И голова. Ты еще скажи, что стая — это ты чихнул и заляпал карту едой.
Она засмеялась, откидывая со лба короткие волосы. Андрей исподтишка взглядывал, вспоминая длинные светлые косы Неллет, а после — мелированную Иркину стрижку. На этой вот чужой голове.
— Нет. Я просто задумался и стучал мелком, потом решил, что край можно будет обрезать. Все равно неровный.
— Как это? — удивилась Тинна, — обрезать кусок жизни?
— Какой жизни? — не выдержал Андрей, — это картинка, черновик! А если я сейчас возьму это, — он поднял изящную резную чернильницу, — размахнусь и бахну? В самую середину!
Тинна мягко, но быстро придержала его руку, отвела подальше от свитка:
— Тогда придется собирать людей, чтоб чинили. То, что ты разрушишь. И, может быть, кто-то умрет, падая с открытого края.
— Тьфу ты!
— Хочешь проверить?
Андрей покачал головой, вспоминая, как Даэд нес придуманную им Неллет от края колодца. Сказал мрачно:
— Нет. Но я хочу понять, что я могу сделать. Сейчас. Если я не могу рисовать, понимаешь?
— Нет.
Он удивленно смотрел на безмятежное лицо Тинны. Уточнил:
— Не понимаешь? Не могу рисовать! Не получается!
— Нет. Все просто, весенний. Ты умеешь. И нужно делать, сам сказал. Так делай!
В голосе ее была такая уверенность, смешанная с легким удивлением — вот, приходится, как ребенку, объяснять простые вещи — что Андрею стало неловко говорить высокие слова о вдохновении. И было чувство, будто и она бросила его, как щенка в воду, оставляя барахтаться самого. Но Тинна, по-женски услышав непроговоренное, сказала еще:
— Пока ты ждешь своего ветра или правильных облаков, ты ребенок. Зрелость приходит, когда ты сам управляешь ветрами и облачными парадами. Всем, что внутри тебя. Я не говорю о ветрах вне Башни, и не говорю о попытке вырастить еще одну руку, например. Я о том, что в твоей воле призвать свой полет, и сделать это без страха. Вот свиток. Вот мелки, перья, карандаши. И вот он — ты. Изменяющий весенний. Иди за собой. А не за кем-то.
Она кивнула и вышла. Андрей мрачно смотрел, как закрывается дверь, не ощущая прилива вдохновения от внезапных поучений.
— Тоже мне, — пробормотал вполголоса, — Карлос Кастанеда, легко тебе говорить.
Дверь снова приоткрылась.
— А это тебе помощник, — в узкую щель вошла пестрая кошка, закручивая над спиной негустой черно-рыжий хвост, мяукнула, смешивая голос с девичьим удаляющимся смехом. Вспрыгнула на стол и, пройдясь по нарисованным облакам, виткам, уровням и прослойкам, без пиетета протопала мягкими лапами поверх предполагаемого ксиита (а как они выглядят-то, мельком озадачился Андрей). Нашла центр и вольготно развалилась, выставляя пушистый живот и глядя Андрею в глаза своими — желтыми с черными лунами зрачков.