— Да-а-а, — рыдал, топая ногами, в ярости на свое малолетство, испуганный вниманием и происходящими событиями, — Ханка правду сказал, ма-ам, я боюсь, ма-ам!
Мамка подхватила его на руки, прижимая к груди и целуя в яркие щеки. От материнской ласки он сразу успокоился, прерывисто вздыхая. Показал пальцем.
— Врет. А еще тама летят уже. В прозрачных лодках. Они только мстятся, как деревянны, а если в стеклы смотреть, видно, волшебные совсем.
Снаружи слышался тонкий свист, на который до поры никто не обращал внимания. Хан склонился над женским телом, отводя черные стебли с посеревшего лица. Пряча свое лицо, напряженно слушал, явится ли хоть один голос, с вопросами, или с праведным возмущением. Он очень боялся. Но Марита умирала, это было важнее всего и наполняло его душу бессильным возмущением. Они что, дадут ей помереть, лишь бы прятаться по углам?
Андрей, пользуясь общим замешательством, уже пробрался к углу шатра, отвел занавес, встречая свирепый взгляд сидящей Вагны.
— Не трожь мою Неллет, — прошипела женщина, натягивая шнур, — я ее холила. По велению господина.
Обе руки ее были заняты, и Андрей, не обращая внимания на слова, шагнул ближе, оглядывая лежащее на воздухе тело. На опухшем от удара лице брови поползли вверх. Он был уверен, что найдет тут Ирину. Но тонкая, с повисшими руками, с бледным полупрозрачным лицом, это была — Неллет. Парила, прикрыв глаза. Бледные губы чуть разошлись, как бывает у крепко спящего человека. Волосы цвета бледного золота свешивались на покрывало, змеями стекая на каменный пол.
— Как это? — громкий вопрос перебил еле слышный испуганный ропот, — мой господин, мой великий господин, скажи нам.
Хан встрепенулся, не зная, радоваться или пугаться. Он ждал женских сочувственных голосов или растерянных вопросов дядьев, но густой уверенный голос Гейдо, главного помощника самого Веста?
— Ты горевал о славной Марит. И мы горевали с тобой. Ибо мы бились вместе. И вот она? Лежит.
— Ты что, хочешь предать меня, друг? — Вест подбоченился.
Но Гейдо упрямо смотрел на него из-под густых бровей.
— А про златые равнины? Что там бает малой? Мы ж летали над ними, когда в пустоту. И ты всегда говорил, это отрава. Яд разлит кругом, кроме как в тихих наших городах.
— Яд! — закричал Вест, перебивая густой голос, — там яд! Я хранил вас, и славил! Вам что, было мало девок в харчевнях, а? Мало подарков, что сами добывали себе в походах? Какого рожна не хватало вам тут, где есть народишко, для труда, есть жратва и винище?
— Мало! — Гейдо вытянул перед собой толстые руки, — ты сам — великий господин, а я-то — Гейдо, сын огородников. Мечталось мне, что вместо неживых этажей с грядками, будет, как в тех сказаниях о прекрасной земле. Земля будет. Я тебе верил. Думал, ну потерпеть и все же. Думал, ну хоть мои детишки узнают, как это. Там, где земля. А не летать в пустоте. Верил, что мир наш скуден, и мы расстараемся, сделаем что-то. А мы что? Воруем, пьем да тискаем девок? И девки-то — тьфу. Жалко их.
— Взять! — снова потребовал Вест, указывая теперь уже на разъяренного Гейдо.
Тот плюнул, решительно подойдя к Хану, легко поднял с пола Марит, задирая бороду, указал подбородком в толпу.
— Эй, учила! Ты ведаешь зельями. Будешь ее лечить, ясно? По-настоящему.
Толпа расступилась, показывая Дакея, оплывшего в перекошенной тачке. На круглом лице толстяка блуждала улыбка. Перебивая Веста, уже открывшего рот, Дакей сказал елейным голосом, полным сочувствия:
— Одна ложь, и еще одна. О чем еще ты лгал своему народу, великий Вест?
И все лица обратились к своему повелителю с вопросительным ожиданием, от которого у Веста по спине пробежал холодок. Его народ, пропитанный дурманными дождями — таким благом, как с восторгом он полагал, немного поняв устройство подаренного ему когда-то мира, народ, отодвинутый в сторону, чтоб не мешал… и его собственные воины, которые, оказывается, терпеливо ждали исполнения обещанной мечты, а он-то полагал, им хватает набитого брюха и безотказных послушных женщин… сейчас все они ждали его слов, и он просто обязан найти их, потому что, если не уговорить, кто поддержит его, кто встанет рядом?
Одни глаза уперлись в его, беспокоя все больше. Темные и безжалостные. Вест сглотнул, узнавая недавнюю девку. Такую безропотную и низкую, ах, подлая тварь, позволяла ему делать с собой, что угодно, а теперь смотрит, будто он должен! Ей!
Взгляд Нуэлы, чьего имени Вест так и не вспомнил, качнул шаткое равновесие. Люди еще надеялись на его слова. И он пытался найти их, конечно, не те, важные им, но — польстить, надавать обещаний, сказать об отцовской преданности своему народу. Искал, пока не встретился взглядом с Нуэлой.