Над щеткой травы показалась взъерошенная голова, блеснули очки на маленьком носу. И снова пропала. Ирина наклонилась, кровь горячила щеки краской стыда.
Вадик примостился на еще одном уступе, пониже и очень узком. Сидел, прижимаясь спиной к сухой глине обрыва, а ноги в школьных брюках болтались над десятком метров воздуха и мелководьем.
Даже не смягчит, холодея подумала Ирина, если свалится вдруг. Разобьется о песок, под мелкой водой. Испуг заставил забыть о стыде.
— Руку давай! С ума сошел, торчишь тут. Что мама скажет?
Вадик вывернулся, глядя снизу худеньким лицом в слабых веснушках. Покачал отрицательно головой.
— Я сам. Тут сбоку как лестничка. А лучше вы сюда идите, теть Ира. Отсюда позвать удобнее.
— Что? Вылезай давай! Тоже мне, бэтмен.
Вадик демонстративно шумно вздохнул, приподнимаясь на руках, продвинулся вдоль уступа. И исчез. Ирина вытянула шею, пугаясь еще больше и уже дергая молнию легкой куртки.
— Тут я, — раздался сверху голос.
Теперь уже она выворачивала лицо, с удивлением глядя на свешенную голову. Хватаясь за верхушки травы, выбралась, становясь рядом. Вадик солидно кивнул.
— Вы хорошо лазиите. Как обезьяна. Если бы джунгли, вы могли бы от тигра. По деревьям.
— Тут не джунгли, — улыбнулась Ирина, а сердце все еще стучало в испуге за мальчишку, — и я…
— А позвать тут, наверху, плохо выйдет.
— Что? — она с удивлением посмотрела на стриженую голову с двумя спиральными макушками.
Мальчик, не поворачиваясь, оглядывал горизонт, серую с черным, огромную скалу сбоку, серебро воды с четкими кляксами чаек.
— Там, где я сижу всегда, там видно.
— Что видно? — хриплым голосом спросила Ирина, а перед глазами встала, размываясь, картинка из странного сна — зыбкая и прекрасная башня, собранная из облачных дисков.
Вадик снова повернул к ней лицо, бледное, но в веснушках.
— Давайте слезем. Я покажу. Вы же лазиите хорошо.
Теплые пальцы тронули ее запястье. Ирина отдернула руку, будто они раскаленные.
— Так. Тебя мама наверняка обыскалась уже. Пойдем. Мне некогда, и так просидела тут…
Он послушно шел следом, шуршал травой, топал, иногда бормотал что-то и тогда у Ирины напрягалась спина, а губы складывались в неловкую улыбку. Виноватую почему-то. Но бормотал не про нее, поняла с облегчением. Вспоминал какую-то считалочку, ойкая, когда спотыкался.
У подъезда она деловито подтолкнула мальчика в худую спину.
— Беги домой. А мне еще в магазин.
В магазине делать было нечего совсем, но ехать в лифте с Вадиком, молчать, отворачиваясь от понимающего детского взгляда (испугалась, как все большие, не поверила…), не решилась.
А потом, через несколько минут, поднимаясь по лестнице пешком, привычно напрягая мышцы ног и ставя подошвы то боком, то на носки, обрадовалась. Вовремя он ее остановил там, на склоне. Совсем уже собралась кричать глупости. Время глупостей прошло, осталось в прошлом. Забавно, слова, оказывается, похожи. Прошлое — то, что прошло. Тогда будущее должно называться… как? Наступающее? Хотя нет, все правильно, будущее — то, что будет. Если оно, конечно, будет.
Андрей появился в том будущем, которое Ирка вырастила сама. Из убитого своего прошлого. Уничтоженного ею лично. Потому что поняла в один прекрасный момент — или она убивает свое прошлое, или оно убьет ее.
А не хотела. Любила по-прежнему, кажется, еще сильнее, чем в те времена, когда жива была надежда на встречу и ответную любовь. Неправду говорят, что надежда умирает последней. Ирка любила Артура, даже когда надежда умерла, сдохла напрочь.
Сначала они вместе, Ирка и ее надежда, вечерами торчали на дальней лавочке напротив дома Артура. Вдруг он появится один. Без родителей. И без этой, которую привез с собой, она теперь что, будет с ними жить?
Но маленькая изящная девушка, очень похожая на исчезнувшую из жизни Артура студентку Иришку Самойлову, исчезла тоже, через пару недель их совместных прогулок (надежда встрепенулась, поднимая голову), во время которых Ирка кралась, прячась за деревьями в парке, и щеки пылали от стыда за шпионство — двое целовались, останавливаясь и смеясь.
Девушка исчезла, да, но Артур все равно не был один, пару раз появился с родителями, бежали куда-то по делам, озабоченные. Тогда она подошла, не глядя на возмущенное лицо матери, которая тоже остановилась, не желая деликатно отойти в сторону, пока сын беседует с мрачной девицей, выскочившей из кустов.
— Артур…
— А, — он сделал движение, будто пытаясь спрятаться за спину матери.