«Чего же мне надо?»
Она мерно шла, не волнуясь, что приставучий алкаш догонит, была так сердита, что казалось ей — пусть только рискнет дотронуться. Будет повод вынуть из карманов сжатые кулаки. От желания ударить даже зачесались пальцы. И она сбавила скорость, почти надеясь, что мужик, который поспешал следом, бормоча всякую ерунду насчет рабочего человека, наткнется на нее.
Но тот замедлил шаги, выдерживая дистанцию.
— А я тебя знаю, — заявил неожиданно, — ты ж пацана Корсакова баба! Спроси, спроси про Ваську Волчка, он тебе скажет.
— Что? — Ирина остановилась, хотя умом понимала, да ничего тут странного нет, все знают друг друга, и теперь вот в знакомцах ее культурного мужа с дипломом метеоролога этот потрепанный почти старик, с виду лет шестидесяти.
— Что? — удивился в ответ обретший имя собеседник, — что что?
— Что скажет пацан Корсаков? Про тебя?
— Про меня?
— Ты же Васька Волчок? — она хотела язвительно поинтересоваться, они решили еще кого-то третьего в беседу пригласить, вернее, четвертого, считая и Андрея, но поняла, запутает алкаша, и замолчала, давая тому время собраться с мыслями.
— Я, — согласился тот, выпячивая грудь под распахнутой черной курткой с засаленными краями, — первейший был тут пацан, меня весь берег уважал!
— Ясно. И при чем тут Андрей?
— Какой Андрей?
Глаза, неожиданно светлые на почти черном от загара лице, заморгали. Но через секунду додумался сам, расплылся в улыбке, одновременно щербатой и черноватой.
— Корсак малой, что ли? А я его нырять учил. Вон там, видишь, где чучка? — кривой палец поднялся, указывая скалу, похожую на колпак, напяленный поверх каменных нагромождений, — с чучки прыгали. То мало кто не боялся. Андрюха твой, на спор прыгнул. А я его научил.
Ирина представила на скошенной макушке скалы крошечные фигурки. И под ними — камни, уходящие в далекую воду. Мог ведь разбиться.
Воображение разворачивало последовательные картинки. Фигура мальчика, а рядом взрослый, плюет, цвиркая, ухмыляется, подначивает дурака. Безжизненное тело, вода бьет его о камни, а с пляжа бегут люди. Смятое лицо мамы Марины, и отец обнимает ее за плечи. Похороны…
Она тряхнула головой.
— Так чо, купишь?
— Что? Нет!
Она отвернулась и быстро пошла к уже близкому поселку, стараясь не смотреть на ту самую чучку, каменный колпак, съехавший на скалы.
— Тогда денег дай! Та стой же!
Преследователь выругался, грязно и уныло. Вдруг пришел ветерок, относя тяжелый запах старой одежды и перегара.
Ирина пошарила в глубине кармана. Вынимая смятую сотенную бумажку, протянула Ваське.
— На. И отстань от меня.
— Во! — удивился тот, пальцами подхватывая подарок, — класс. А хочешь если…
— Не хочу. И рыбу-то давай.
Ирина протянула руку, досадуя на последние слова, и на черта ей этот пакет? Куда с ним?
— Сто рублей! — заржал Васька, пряча полученную бумажку в карман, — а? А? Ладно, шучу. На свою рыбу. Я человек честный.
Навстречу им по границе травы и песка торопилась невысокая женская фигура. Солнце прорвалось через все грузнеющие тучи, осветило растрепанные каштановые волосы, повязанные маленькой белой косынкой.
— О… — Васька сделал шаг, поворачиваясь обратно, — да черт же ее…
— Куда? — срываясь на визг, крикнула женщина, держа у горла незастегнутое легкое пальтишко, — куда, я сказала!
Ирина пошла дальше, а женщина, искоса посмотрев, миновала ее, по диагонали спускаясь от дюны к полосе прибоя, шла быстро, увязая в песке черными полусапожками на дурацких квадратных каблуках. И оказавшись у Ирины за спиной, набросилась на Ваську с руганью и упреками, которые поднявшийся ветерок рвал, относя в сторону.
— Алкоголик чортов! — слышала Ирина, а после бормотание Васьки, его негодующий вскрик.
— Без продыха… — перебивала его женщина, — … глаза бы мои…
— Та ну, — отмахивался Васька и дальше снова бормотал сплошь, видимо, рассказывал о встрече, и наверняка снова вспоминал Андрея, которого когда-то учил нырять, когда тот пацаном еще…
Она снова поежилась, от этот стеклянной безжалостной открытости. И тебя посчитали! — пропищал в памяти противный голосок из древнего кукольного мультика, — всех посчитали!
А женщина — знакомая, вроде бы… Ирина вспомнила нелепую косыночку на пышно взбитых каштановых волосах. Это же продавщица, из магазина, которая карабкалась за конфетами. Понятно, почему лицо кислое и приветливости ноль, усмехнулась Ирина, проходя пустой берег уже в черте поселка. С таким муженьком, откуда бы радость, всю ее он сожрал, утопил в водке. А интересно, какой был тогда? Когда учил малого Корсакова прыгать с самой верхушки? Сколько же лет назад это было? Двадцать? Значит, ему сейчас сорок примерно, ну или сорок пять. Или поменьше?