Одна из дверей была открыта – кто-то, видимо, проветривал свой маленький кабинет, потому что была открыта нараспашку и форточка. Я заглянул внутрь – к одной стене жался старый дешёвый диван из Икеи, у другой был заваленный бумагами и книгами стол. Дальнюю стену занимали полки, забитые книгами и разными мелкими игрушками.
– Вы что-то хотели?
Я подпрыгнул. Это был голос старика. Он направлялся в этот самый кабинет, но я перегородил ему дорогу.
– Вы записаны? На какое время?
– Нет, – сказал я, – не записан. Но хочу… То есть… мне нужна личная терапия.
– Вы были на группе?
Я кивнул.
– Хорошо, только вам нужно всё же к администратору сперва. Но раз уж вы здесь, то давайте быстренько согласуем время приёма. Администратор всё равно полезет в мой календарь.
Старик жестом пригласил меня в кабинет, и я прошёл. Врач прошёл следом, опустился в кресло и ткнулся в компьютер.
– Следующий четверг? Первая половина? – спросил он.
– Хорошо, – сказал я.
Старик поднял голову и посмотрел на меня. Это был очень странный взгляд. Он не рассматривал меня с головы до ног, но глядел пристально. Я чувствовал, что его мысли не заняты ничем, кроме меня. И потому он свободно читает обо мне совершенно всё.
Я почувствовал себя неуютно и опустил глаза.
– У вас ничего срочного, я надеюсь? – услышал я голос старика. – Хорошо себя чувствуете?
– Нет, – ответил я. – Меня пугает это. Очень пугает.
На столе среди прочего лежал серый предмет, напоминающий формой то ли луковицу, то ли яйцо.
– Что это? – спросил я.
– Вы видели это раньше? – спросил старик, продолжая меня изучать.
– Нет.
– Хорошо. Я было подумал… когда вы стояли в парке у клиники, не решаясь зайти, то как раз могли встретиться с… ну ладно. Присядьте, пожалуйста. Это… сделал один из пациентов. Как по-вашему, на что похоже?
– На работы художника М***.
Старик поднял брови.
– Вы его знаете?
Я не знал, что ответить, и сделал неопределённый жест ладонью.
– А вы? – спросил я.
– Да, кстати, что он сейчас делает?
– Он умер.
– Ах вот как. Когда?
– Два месяца назад.
Старик потёр лоб. Он о чём-то крепко задумался, мне даже показалось, что на полминуты забыл о моём существовании.
– Как странно! Так вы его знали? Почему вас-то пугает эта штука?
– Хотел бы я знать.
– М*** вам не рассказывал о своих идеях?
– Нет. Ну то есть, да. Что добро и зло существуют сами по себе как поля. Всё такое.
– А с грустью ласково обращаться не учил?
– Э-э-э. Что?
– Вижу, что нет. Так вы его ученик?
– Как сказать… Помощник.
– Простите, я быть может, глупость скажу… вы точно здесь за консультацией?
– А вы точно… психотерапевт?
Старик расхохотался, а потом вместо ответа указал на диплом, висящий на стене в рамке.
– Извините, я не над вами смеюсь. Раз уж вы упомянули имя М***… Давайте так: я расскажу вам о некоторых наших с ним делах. Быть может, вы что-то для себя проясните и расскажете мне о своём с ним знакомстве. Если пожелаете. Идёт?
Я кивнул.
– М***.. Он приходил ко мне не так давно. Возмущался… Тут вот какое дело. Лет сорок назад, когда я был ещё аспирантом, М*** был очень популярен у молодёжи. Вот кто сейчас ходит на художественные выставки? Так и тогда никто не ходил. А М*** вдруг сделал изобразительное искусство актуальным. Но только своё искусство. И ненадолго. Но был, конечно, большим молодцом, пока не тронулся окончательно.
– Разве он был сумасшедшим? – спросил я.
– Я его не освидетельствовал, – ответил старик с нажимом, – но общался несколько раз вплотную. Мы с коллегами позаимствовали у него идею. Он делал картины, цепляя датчики к людям. К горлу в частности. Человек мог увидеть, визуализировать свой комок в горле. Мы решили, что в этом есть терапевтический потенциал. Буддисты веками учат наблюдать за внутренним миром и многие проблемы решают именно тем, что изучают свои эмоции очень долго и пристально.
Проблема в том, что мало кто готов наблюдать за своей психической механикой по часу в день. И мы стали изобретать различные техники. Ещё когда я учился, у нас в арсенале был приём: попросить человека нарисовать свою депрессию, свою печаль, свой страх, свой комок в горле. Теперь мы смогли показать этот комок на экране. Распечатать. Человек мог поговорить со своим комком. Выслушать свою печаль, а не глушить её. А мог сжечь распечатку. Мог сделать самолетик и запустить с балкона в парк. Отправить письмом за океан. Это неплохо помогает, когда работаешь с большим депрессивным расстройством, особенно тревожного спектра.