Я поразмыслил над ее словами более хладнокровно. Они были перегружены, звучали по-детски, неискренне. Они были так же смешны, как ее платье.
– Нам надо спешить, – резко сказал я, вставая и отряхивая пыль со своей одежды.
Она кивнула, хотя в глазах на мгновенье мелькнуло удивление. Затем она быстро заплела косы и на ходу связала их концы.
– ТЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ТАК ХОРОШО ВСЕ ПОМНИШЬ?
– Мы гордимся тем, что умеем хранить во рту и в голове.
– О!
– Кроме того, друг мой, не путай действительность с правдой.
– Я НЕ УВЕРЕН…
– То, что я говорю сейчас – правда. Что произошло в действительности – не так важно, как то, что я говорю. Понимаешь? Важно, чтобы ты понял.
– ДА.
– Тогда я расскажу тебе, что произошло, когда мы прибыли в Эль-Лалдом.
По мере приближения к городу тропинки превращались в дороги, дороги – в улицы, а грязь сменилась булыжной мостовой. Она, казалось, еще больше ушла в себя. Молчание, которое раньше казалось дружеским, даже чувственным, стало непреодолимой пропастью между нами.
Я попытался привлечь ее внимание маячившим вдали башням-близнецам. Видела ли она их, значили ли они что-нибудь для нее, она не сказала. Она была уже далеко от меня, сосредоточив на Королеве. На миг меня пронзила такая ревность, которую едва можно вынести. Но вышколенность взяла верх. Прищурясь, я смог увидеть ее тем, чем она была: высокая девушка Земель, с золотыми глазами, с умением рифмовать, не более того. В этом Д'оремос был прав.
Итак, мы добрались до моего жилья, связанные между собой молчанием. Там нас с большим почетом приветствовал Мар-Кешан и другие мои слуги, но именно Мар-Кешан по-настоящему понял ее.
Он видел в ней, как он мне рассказывал много лет спустя перед самой смертью, образ испуганной дочери своей сестры. Та была очень незначительной плакальщицей, выше всех в семье и с зелено-золотыми глазами. Поэтому ее подобрал один из принцев и привел в Эль-Лалдом. Признание Мар-Кешана удивило меня. О, меня и раньше выбирали Исповедником и слышал много странных историй, которые камнем лежат на сердце человека и перекрывают ему доступ к Свету. Но Мар-Кешана я знал всю свою жизнь и ни разу не слыхал от него упоминаний о семье. Я думал, что у него есть только я. Дочь своей сестры он так и не нашел. Ее выгнали и дали выпить Чашу за год до того, как он отправился искать ее. Поэтому он принял Линию под свое крыло, молчаливый, упрямый покровитель.
Песня, которую я написал в его честь, была медленным гимном о службе, я не упомянул в ней ничего из того, что он рассказал мне. Собственно говоря, ты единственный знаешь об этом. Я думаю, он не хотел, чтобы об этом судачили те, кто будет стоять в рядах плакальщиц. Хоть он, наверное, покинул море в поисках кого-то другого, он вместо этого нашел меня. Пусть наша с ним связь служит залогом его бессмертия.
Когда Мар-Кешан взял Линию за руку, они обменялись взглядами и именами. С тех пор она звала его Мар, имея в виду просто «Человек из Воды». Он был единственным в Эль-Лалдоме, кто звал ее Линни.
Они сразу же скрылись во внутренних комнатах, где живут слуги. Если я ожидал, что после ванны она появится уже преображенной, в шелковых одеждах двора, я горько ошибался. Мар-Кешан клялся мне, что он разложил перед ней роскошную шелковую ткань, но она предстала передо мной, слегка кивнув головой, все в том же сером платье. Складки на нем были разглажены заботливой рукой Мар-Кешана, но от этого оно не стало намного лучше. Правда, она заплела косы и с помощью Мар-Кешана уложила их короной, скрепив сзади несколькими яркими цветками из дворцового сада: золотоглазыми Улыбками Леса, свисающей Славой Траура и веточкой Дыхания Королевы, покрытой пурпурными и розовыми цветками.
– Выгляжу ли я… прилично? – спросила она. Она не спросила, выглядит ли она хорошо, привлекательна ли она или что-нибудь в этом роде, кокетливое. Просто – прилично ли.
Я не хотел лгать.
– Прилично, – сказал я.
Мар-Кешан что-то буркнул, и она повернулась к нему.
– Если ты будешь держаться прямо, они увидят твою подлинную красоту, – сказал он. – Красота – в походке.
Она улыбнулась ему.
– Ты говоришь, как моя мама.
– И ее бабушка, – добавил я.
Она взглянула на меня и, видимо, мой тон показался ей грубым, потому что она не стала продолжать разговор. Итак, мы пошли через извилистые залы – снова молча.
– РАССКАЖИ МНЕ ОБ ЭТИХ ЗАЛАХ. Я НЕ СМОГ НАНЕСТИ ИХ НА КАРТУ.
– Апартаменты принцев в Эль-Лалдоме помещаются в круге из бесконечных спиралей, как завитки раковин, которые море иногда выбрасывает на наш берег. Зачем тебе понадобилось наносить их на карту?
– ЧТОБЫ Я НЕ МОГ ЗАБЛУДИТЬСЯ ОДИН.
– По этим залам может ходить только принц. Только принц и те, кто его сопровождает или прислуживает ему.
– НУ, ТОГДА НАЗОВЕМ ЭТО ЛЮБОПЫТСТВОМ.
– У вас, звездных путешественников, странное любопытство. Оно вечно гонит вас вперед. Гонит ли оно вас также внутрь себя?
– ТО, ЧТО МЫ УЗНАЕМ В ОКРУЖАЮЩЕМ МИРЕ, МЫ ПРИМЕНЯЕМ К СЕБЕ.
– Тогда вообрази раковину. Как истинный Человек Вод, Мар-Кешан собирал такие раковины, однажды он подарил мне одну, целую, никем не расписанную, разрезанную пополам, а половинки были закреплены на деревянной подставке. Для такого узора у нас есть также музыкальный термин. Мы называем его лара-лани, круг-головоломка.
– У НАС ДОМА ТОЖЕ ЕСТЬ ТАКИЕ ШТУКИ. МЫ ИХ НАЗЫВАЕМ КАМЕРНЫЕ МОЛЛЮСКИ.
– Кам'рные мол'юски. Странное слово.
– СЛОВО «КАМЕРА» ОЗНАЧАЕТ ТАКЖЕ ЖИЛИЩЕ, КОМНАТУ.
– Какая прелесть. Я люблю играть со словами. Но, видишь ли, карты нам не нужны. Жилища, кам'ры для принца – не лабиринт. Из всех мест в нашем мире это место я знаю лучше всего. Но для новичка это, действительно, круг-головоломка, лабиринт. Поэтому я ожидал увидеть на лице Седовласой четко написанную растерянность.
Но она шла вслед за мной все с той же молчаливой грацией, высоко подняв голову, и ни словечка не проронила о головоломной спирали, по которой мы шли.
В самом центре лара-лани жила Королева, в ее покои вело несколько входов. Но для аудиенции посетителя всегда вели главной спиралью. Когда минуешь апартаменты принцев, при каждом шаге путь отмечают колокольчики. Я использовал эти колокольчики во второй части моего цикла песен, повторяя их к концу каждой песни, одновременно как рефрен и похоронный звон.
– Я ХОРОШО ПОМНЮ ЭТО. МНЕ ПОКАЗАЛОСЬ, ЧТО КОЛОКОЛЬЧИКИ ЗАМЕЧАТЕЛЬНО ПОДЧЕРКИВАЮТ МУЗЫКАЛЬНУЮ ФРАЗУ.
– Подчеркивают? Да. Точно. Какой ты умный… Но, конечно же. Ты ведь тоже музыкант.
Только колокольчики, казалось, заставили Линни прервать молчание. Она сказала:
– Меня зовут… – и замолчала.
Я пожал плечами. Можно привыкнуть к любой какофонии, превратить в музыку самые странные звуки.
Она тряхнула головой, как бы отгоняя мысли. Как только она это сделала, отворились большие деревянные двери.
Головы повернулись к нам. Я увидел Т'арремоса, с ухмылкой прячущего свое меченое картой лицо за согнутой рукой. И своих братьев – принцев, тех, кто уже выполнил свою миссию, в ярких одеждах Свиты Королевы; когда мы вошли, они повернулись на своих подушках и подняли глаза.
На втором и третьем уровнях, ниже помоста Королевы, каждый на двадцати подушках возлежали К'аррадемос и Д'оремос. На их лицах было не больше эмоций, чем на каменных кариатидах, украшавших вход. На самом высоком помосте, окруженная тридцатью подушками Царствования, лежала сама Королева. Длинная и худая, такая худая, что кожа была как будто аккуратно пригнана к ее скелету, она не шевельнулась, только моргнула. Так Царствование школит само себя.
Мы ждали, пока она подаст нам знак. Наконец, она шевельнула рукой. Я дернул Линни к себе, затем слегка подтолкнул ее вперед и последовал вплотную за ней.
Даже не оглянувшись, чтобы убедиться, что она поступает правильно – что обязательно сделала бы любая другая девушка Земель – Седовласая прошла к подножию ярусов. К'аррадемос поджал ноги, чтобы дать ей пройти, но Д'оремос не шевельнулся.