Он пошел по палубе, Микал и камергер — за ним.
— Здесь все не так, как раньше, — сказал Ансет.
— Конечно, — ответил камергер. — Краска свежая, чувствуется запах нового дерева. Они тут здорово все переделали; но хоть что-то ты узнаешь?
Да, Ансет узнавал. Эта крошечная каюта, скорее всего, служила ему тюрьмой, хотя сейчас была выкрашена в ярко-желтый цвет и имела окно, сквозь которое лился солнечный свет. Микал внимательно осмотрелся.
— Окно прорубили недавно, — заявил он.
Ансет постарался вспомнить, каким корабль был раньше, и сумел найти большую комнату, где он пел в последний вечер своего плена. Стола там больше не было, но, судя по размерам, комната была той самой. Наконец Ансету пришлось согласиться, что его держали именно на этом судне.
Издалека вдруг донесся детский смех и шум электромобиля, который катил по старой разбитой дороге.
— Простите, что привез вас кружной дорогой, — засмеялся камергер. — Вообще-то это населенная местность, но я хотел нагрянуть неожиданно.
Микал скривил губы.
— Если это населенная местность, нужно было ехать на автобусе. Вооруженные люди и бронированный автомобиль привлекают к себе куда больше внимания.
— Я плохой тактик, — сказал камергер.
— Не такой уж плохой, — возразил Микал. — Возвращаемся во дворец. У тебя есть доверенные люди, которым можно поручить арест? Я не хочу, чтобы с ним что-нибудь случилось.
Однако все пошло не так, как рассчитывал император. Во время ареста капитан охраны начал буйствовать, а спустя полчаса, прежде чем его успели как следует прозондировать, один из охранников сумел передать арестанту яд, и капитан покончил с собой. Камергер тут же посадил провинившегося охранника на кол, и тот истек кровью до смерти.
Ансет в замешательстве слушал, как Микал ругает камергера. В гневе императора явно чувствовалось притворство, и Ансет не сомневался, что камергер тоже это ощущает.
— Что за глупость — казнить того солдата! Как яд вообще смогли пронести во дворец мимо детекторов? Как солдат сумел передать его капитану? Теперь мы никогда не узнаем ответов на эти вопросы!
Камергер являл собой воплощение покорности — как и предписывал этикет.
— Господин мой император, я поступил глупо и не имею права жить. Я слагаю с себя обязанности и прошу предать меня смерти.
Явно раздраженный тем, что ему не дали как следует излить гнев, но все-таки следуя ритуалу, Микал вскинул руку и сказал:
— Ты чертовски глупо поступил, это правда. Но я дарую тебе жизнь, потому что благодаря твоему верному служению был обнаружен предатель… Ну, камергер, как по-твоему, кто должен стать новым капитаном охраны?
Ансет едва не расхохотался. На этот вопрос было невозможно ответить. Самым безопасным ответом — а камергер всегда предпочитал именно такие — было бы заверение, что он никогда над этим не задумывался или что он не осмеливается давать императору советы в столь важном деле.
Поэтому Ансет был ошеломлен, услышав, как камергер сказал:
— Конечно, Рикторс Ашен, мой господин.
«Конечно» — это уже была дерзость. Имя, которое назвал камергер, прозвучало нелепо. Ансет посмотрел на Микала, не сомневаясь, что император придет в ярость. Вместо этого Микал улыбнулся.
— О, конечно, — вкрадчиво ответил он. — Рикторс Ашен и никто другой. Скажи ему, что он назначен капитаном.
Даже камергер, который сам довел искусство вкрадчивости до совершенства, не смог скрыть своего изумления. И Ансет снова чуть не рассмеялся. Он понял, что Микал победил: камергер, скорее всего, назвал единственного человека из дворцовой охраны, которого не контролировал, в полной уверенности, что император ни за что не согласится с его рекомендацией. Но Микал согласился на назначение Рикторса Ашена, выигравшего сражение на планете Мантрин, когда три года назад там вспыхнуло восстание. Рикторс был известен как человек неподкупный, сильный и надежный.
«Ну, теперь у него есть шанс подтвердить свою репутацию», — подумал Ансет.
Из задумчивости его вывел голос Микала:
— Знаешь, какими были его последние слова?
Каким-то чудом Ансет догадался, что речь идет о покойном капитане охраны.
— Он сказал: «Передайте Микалу, что моя смерть только развяжет руки заговорщикам». И потом добавил, что любит меня. Представь только, этот изворотливый старый ублюдок говорит, что меня любит. Помню, двадцать лет назад он убил своего лучшего друга, повздорив с ним из-за повышения по службе. Убийцы всегда становятся к старости такими сентиментальными.