Высохший старик, давно превратившийся в обтянутую кожей распялку для одежды, начал осторожно раздеваться. Ему казалось: одно резкое движение — и он сдерет с себя кожу, точно целлофановую обертку.
Джок, который и не подумал выключиться вместе с телевизором, продекламировал:
— Старик, достойный лишь презренья, сродни он пугалу в своих лохмотьях…
— Заткнись, — приказал Чарли.
— Так будет продолжаться, покамест душа его вдруг не захлопает в ладоши…
— Я велел тебе заткнуться!
— И не запоет все громче, прощаясь с бренным одеяньем.
— Ты все изрек? — спросил Чарли.
Он и так прекрасно знал, что все. Ведь он сам запрограммировал Джока, чтобы тот произносил эти строки каждый вечер, пока его хозяин раздевается. Чарли стоял нагишом посреди комнаты и думал о Рейчел. Впервые за много-много лет. У старости все же есть свои преимущества: комната вдруг исчезла, вместо нее перед Чарли предстали картины из прошлого.
«Я разбогател, создавая машины времени, — подумал он. — А оказывается, у любого старика есть личная машина времени».
Вот сейчас он стоит голым посреди комнаты… Нет, это не уловка памяти, которая любит проделывать с людьми разные дьявольские штучки. И тогда он вовсе не был голым, он лишь ощущал себя таким, сидя в машине рядом с Рейчел. Ее голос… Чарли почти его забыл… всегда был тихим. Даже когда она кричала, ее крик походил на шепот. Но если бы тогда ее голос вдруг уподобился грому, Чарли все равно ничего не услышал бы. Он чувствовал, как покрывается гусиной кожей, стоя нагишом посреди комнаты, — и в то же время слышал, как Рейчел тихо-тихо говорит ему «да». И еще она тогда сказала: «Я полюбила в двенадцать лет. Я любила тебя в тринадцать и в четырнадцать. А потом ты вернулся из Сан-Паулу, где изображал большую шишку, и даже не позвонил мне. После всех этих писем — ни одного звонка за целых три месяца. Я понимаю, ты все еще считал меня маленькой. К тому же тебе сказали, что я влюбилась в…»
Чарли попытался вспомнить имя того парня, но оно стерлось из его памяти.
«…что я влюбилась в одного парня, и с тех пор ты считал меня…»
Кем он ее считал? Нет, она ни за что бы не сказала «дерьмом». Такой голос не может произносить такие слова. Но тогда она сердилась, и произнесла много разных сильных слов.
«Я отдалась бы тебе, Чарли, не стала бы артачиться. А что теперь? Ты ничего не можешь дать мне, кроме горечи. Слишком поздно. Время упущено. Безвозвратно. Оставь меня в покое, не мучай больше».
Так и закончились их отношения.
Чарли понимал, что слова ничего не значат. Он слышал подобные слова минимум от дюжины женщин, включая покойную жену, и всегда считал эти разговоры слезливыми сантиментами. Когда такие слова произносили другие, Чарли облачался в толстый панцирь безразличия. Но сейчас, стоя нагишом посреди комнаты и вспоминая, как те же самые слова произносила Рейчел, он вдруг ощутил, как по коже побежали мурашки.
— Что-то не так? — спросил Джок.
— Да, любезный мой компьютер. Сбой привычного жизненного распорядка зацикленного на привычках старика. А ты что подумал? Решил, что у меня сердечный приступ — первый звонок приближающейся смерти? Или полная потеря ориентации? Я вспомнил одно имя: Рейчел Карпентер.
— Она жива или умерла?
Чарли вновь поежился. Он всякий раз вздрагивал, когда Джок задавал этот вопрос. Однако вопрос был весьма резонным, и слишком часто на него приходилось отвечать «умер» или «умерла». Но на сей раз он ответил:
— Не знаю.
— Только в архивах моей компании содержится две тысячи четыреста восемьдесят записей о живых и умерших женщинах по имени Рейчел Карпентер.
— Она младше меня на восемь лет. Ей тогда было двенадцать, а мне — двадцать. Она жила в Прово, в штате Юта. Возможно, стала потом актрисой. Помню, она всегда хотела стать актрисой.
— Рейчел Карпентер. Родилась в 1959 году в Прово, штат Юта. Училась…
— Джок, я устал от твоего безупречного интеллекта. Она была замужем?
— Трижды.
— И хватит подражать моим интонациям! Она жива?
— Умерла десять лет назад.
Так он и думал. Разумеется, умерла. Чарли попробовал вообразить старую Рейчел.
— Где она умерла?
— Тебе будет неприятно это слышать.
— Все равно говори. Меня сегодня и так тянет к суициду.
— Она умерла в психиатрической клинике. Попала туда из-за слабоумия.
Новость не потрясла Чарли; нынче люди частенько выживали из ума. И все же ему стало грустно. Рейчел всегда отличалась живым умом. Возможно, несколько причудливым, поскольку мысли частенько заводили ее если не в лабиринты, то в изрядные дебри. Чарли улыбнулся и лишь потом вспомнил, чему именно улыбается. Ну конечно же, ее словам о том, каково это — пытаться видеть коленками. Рейчел тогда играла Элен Келлер[55] в пьесе «Сотворившая чудо»,[56] и после спектакля рассказала Чарли, что наконец-то поняла, как себя чувствуют слепые:
55
Элен Келлер (1880–1968) — после болезни, перенесенной в раннем детстве, осталась слепоглухонемой, что не помешало ей впоследствии получить образование, стать известной деятельницей Американского общества слепых и написать ряд книг. — Примечание переводчика.
56
Пьеса Уильяма Гибсона, посвященная Элен Келлер и ее наставнице Энн Салливан. —