— Почти год.
— Почти год, — эхом повторил он.
— Значит, ты действительно отправился в Аркхэм. Зачем?
— Загадка, — пожал плечами Эд и снова повторил. — Почти год…
— Как ты столько продержался? — поразился Джим, снова оглядывая Эда. Он и раньше был худым, но сейчас выглядел даже как будто посиневшим от истощения.
— Я… я приспособился. Я прятался… — пробормотал он, глядя куда-то в сторону. — Перебивался с одного на другое…
Джим тоже оглянулся. Это оказалось настоящее убежище. В углу лежала тонкая подстилка, рядом с которой валялись пустые консервные банки. Стена над лежанкой была знакомо обклеена вырезками, какими-то фотографиями и густо исчеркано зелёными пометками. Всё остальное место занимали шкафчики картотек и кипы пыльных папок.
— Здесь раньше был архив, — пояснил Эд. — Никто сюда не приходил, и я остался здесь.
— Архив?
Джим открыл первую же папку. Личное дело пациента. С зернистой фотографии на него смотрела девушка с обгоревшим лицом, совершенно лысая. Джим прочёл по диагонали: «Светлячок, восемнадцать лет, склонна к пиромании». Следующая папка была на парня с кипельно-белыми волосами: «Виктор Фрайз, заболевание крови, мутации температуры тела»…
— Да. Тут все дела бывших пациентов.
— Ты ведь пришёл сюда, чтобы разгадать тайну Аркхема. Ты что-нибудь нашёл?
— Нашёл, — медленно кивнул Эд.
— Что?
— Глупость.
— Ну, разгадка не всегда так увлекательна, как загадка, — пожал плечами Джим, но Эд не отреагировал на его слова, будто не слышал.
— Но это действительно оказалась глупость. Кто-то из санитаров потерял ключ. Пациенты вырвались на свободу. Начали крушить и поджигать. Чья-то глупость… Не имеет значения, что произошло в Аркхэме, если я не могу найти самую главную разгадку, — Эд скривил рот и зло пнул один из шкафчиков.
— Главную?
— Да. Как выбраться из Аркхэма. Вот самая главная загадка. Самая великая. Самая прекрасная. Загадка загадок!
Джим нахмурился и отступил на шаг к выходу. Кажется, Эд слишком долго пробыл в изоляции.
— Я глупец, — Эд всхлипнул и, сняв очки, потёр покрасневшие веки. — Почти год, а я ни на шаг не подступил к разгадке.
— Ну, ничего. Соберись, Эд. Теперь нас двое. Я тебя выведу, — самонадеянно пообещал Джим, чтобы приободрить сослуживца.
— Выведешь, офицер Гордон? — удивился Эд и прищурился, как будто увидел Джима впервые.
— Ну, да.
— Ну, конечно. Что ж, это можно было бы провернуть, — Эд задумался, что-то прикидывая в уме. — Я испробовал уже все способы, но с тобой… ты мог бы помочь…
— Способ? У тебя есть какой-то план?
— Да… нет. Не то чтобы план. Но это можно было бы попробовать, — Эд выглянул за дверь. — Кажется, они ушли. Это хорошо. Пошли за мной.
Эд повёл его по коридорам, останавливаясь на каждом повороте и прислушиваясь к тишине. Несколько раз мимо них проходила медсестра с тележкой. Сначала Джиму казалось, что они разные, но позже стал замечать, что они отличаются только причёсками, будто клонированные.
— Не обольщайся, их равнодушие напускное, — шепнул Эд. — Они пройдут мимо, но тут же доложат о тебе Профессору.
— Что за профессор?
— Просто Профессор. Он довольно странный… проводит эксперименты на людях. Ты уже видел его подопытных. Не отвлекайся, идём.
Джиму уже начинало казаться, что Эд водит его кругами, когда они пришли в очередной закуток. Эд открыл дверь.
— Сюда. Быстрее.
Джим зашёл в тёмную палату, и дверь за его спиной закрылась. Снаружи глухо щёлкнул замок.
— Эд?
Окошечко в двери чуть приоткрылось.
— Извини, офицер Гордон, — сказал Эд. — Но для меня единственный способ отсюда выбраться — это оставить здесь тебя.
— Что?! Эд!
— Ещё раз, извини, ничего личного.
Окошечко закрылось, прежде чем Джим успел добежать до двери.
— Выпусти меня! Эд! Ублюдок! Э-эд!!!
Джим продолжал колотить по двери, пока не ощутил пробирающий до костей холод, царящий в палате. Морозные узоры прямо на глазах расцветали на металлической задвижке. Вся палата представляла собой большой холодильник. Ни постели, ни жалкого матраца, ничего.
— Эд! Кто-нибудь! — ещё раз крикнул Джим.
Движения его становились скованными, зубы стучали от холода. Джим попытался согреть руки дыханием, но изо рта вырвалось только облачко пара, не принесшее тепла. Его всё сильнее бил озноб. Грёбанный холод. Джим вытащил пистолет и несколько раз выстрелил в замок. Промазал, потому что руки тряслись, как у старика. Да и что могли пули против железной двери? Ноги подломились от бессилия. Джим сел на колени и обхватил себя руками, чтобы сохранить остатки тепла.
Грёбанный Эд. Чокнутый ублюдок. Он совсем слетел с катушек в этой психушке. Как заточение детектива в этот холодильник поможет ему выбраться?
Дрожь уже отпустила, становилось, как будто теплей, но это говорило только следующей стадии обморожения. Джима уже клонило в сон, когда задвижка окошка открылась, и что-то звякнуло о пол.
Перед ним лежал ключ. Небольшой, под пятном ржавчины виднелся стилизованный оттиск совы. Какая глупость, ведь палату нельзя открыть изнутри. Но ему бросили ключ. Кто-то наверху очень любит его. Джим кое-как разогнул суставы и встал. Замочная скважина на двери волшебным образом не появилась.
Всё не просто так. Здесь ничто не просто так. Должен быть выход. Где-то ещё есть дверь. Джим из последних сил стал стряхивать со стен колючие лохмы инея и таки нашёл — целых три замочные скважины. Они располагались в стене совсем рядом, что совершенно не имело смысла. Какая разница, которая, если дверь одна?
Он открыл первый же замок, и дверь тут же обозначила себя, чуть приоткрылась с тихим рокотом. Джим тут же скользнул внутрь, подальше от смертоносного холода.
/Безумие это не только выход, но и вход/
Внутри оказалось так же темно, но намного теплей и даже влажно, как в тропиках, и почти ничего не видно. Под ногами что-то путалось. Ещё одна палата. Логично, если дверь, которая тут же исчезла, будто её и не было, вела в боковую стену. Джим проверил дверь в коридор, но и та оказалась заперта.
Вот же засада. Выбраться из одной палаты, чтобы угодить в другую. Здесь хотя бы не было так холодно.
— Ты растоптал мои цветы, — скорбно сказал некто за спиной детским голосом, но от его интонаций в животе у Джима напомнили о себе остатки озноба морозильной камеры. Он здесь не один.
Он медленно оглянулся и сам не понял, как очутился среди густого леса. За спиной всё так же находилась железная дверь, обитая войлоком, а перед ним оказалась поляна в окружении густых ветвей.
— Ты растоптал мои цветы, — снова грустно повторил детский голосок.
Джим растерянно посмотрел себе под ноги, но кроме переплетения голых корней на кафельном полу, никаких цветов не обнаружил.
— Здесь ничего не цветёт.
— Ты растоптал мои цветы!!! — разгневанно крикнули из глубины ветвей, и эхо прокатилось по металлическим стенам.
Теперь Джим увидел её. Детское личико там, где деревья точно лианы огибали стену и потолок, а внизу во все стороны расходились узловатые корни. Джиму показалось, что девочка запуталась в зарослях. Только что-то было не так, явно не так, это же Аркхэм. Джим с опаской приблизился и крик застрял у него в горле.
Она медленно открыла белёсые глаза и слепо посмотрела перед собой. Они слабо фосфоресцировали в темноте, так что становилось видно — не было тела, которое могло бы запутаться в корнях. Она и была этими корнями, ветвями, деревьями. Они росли из её головы как волосы, другие были продолжением шеи. Кожа на её щеках была зеленоватой и покрытой корой, точно струпьями.
— Мои цветы! Мои цветы! — плаксиво разевало рот существо. — Мои прекрасные цветы. Они все засохли. Мои бедные цветы…
Джим в ужасе попятился, но натолкнулся спиной на колючие ветки, которых секунду назад там не было. Они с силой толкнули его под ноги странному созданию, если бы у него были ноги. Те же ветви, став гибкими, подняли его под руки, так что он оказался лицом к лицу с хозяйкой этого странного леса.