Я проснулась от раздражающего звука облизывания. Моя щека была влажной, и, когда я открыла глаза, я поняла почему. Лафайет стоял над моим лицом, облизывая мою щеку и тяжело мурлыкая. Я усмехнулась, протягивая руку, чтобы погладить его мех, и от моего прикосновения он потерся носом о мое лицо, как будто говоря «доброе утро», даже если технически здесь не существовало такого понятия, как утро.
Я все еще лежала в роскошной постели Баэля, и в комнате все еще царил полумрак от мерцающих теней. Свечи здесь, казалось, не тронуло время, потому что они никогда не догорали.
Я села, позволив Лафайету спрыгнуть с меня, и откинула кудри с лица. Я снова была одета, в легкое платье. На этот раз цвет был терракотовым, прекрасно сочетающийся с моими волосами. Это, должно быть, дело рук Баэля.
Полог палатки открылся, расшитая бисером занавеска, висевшая перед ней, раздвинулась, и внутрь вошли Баэль и Теодор. Тео был одет, как обычно, во все черное: пиджак на голой груди, увешанный пятью или около того длинными ожерельями, черные брюки, без обуви и модная трость, которая на самом деле ему не понадобилась для ходьбы. Сегодня он тоже был в шляпе, а вокруг талии свободно болтались подтяжки.
Трахни меня… Эти мужчины были до смешного красивы.
Однако Баэль надел другой фрак, на этот раз глубокого изумрудно-зеленого цвета. И снова без рубашки под ним, в черных армейских ботинках на шнуровке, которые он любил носить со своими узкими кожаными брюками. Он был весь в ожерельях, пирсинге и забрызган блестками. На ком угодно, только не на нем, это выглядело бы безумием. На нем безумие, казалось, смотрелось идеально.
Баэль нес поднос с чайными чашками и стеклянным заварочным чайником, и когда он шагал по комнате, за ним тянуло табачным дымом. Во рту у Тео была изогнутая трубка, руки он держал в карманах, когда неторопливо направлялся ко мне.
Я не могла не чувствовать себя немного напуганной этими двумя. То, как они привлекали внимание одним своим присутствием, было ошеломляющим, но в то же время соблазнительным. Я хотела взобраться на них и ускакать навстречу несуществующему закату. Возможно, у меня была небольшая проблема с влечением к вещам, которых я немного боялась. Это была рабочая теория, но я начинала в нее верить.
— Доброе утро, Дорогая, — сказал Баэль, ставя поднос на прикроватный столик рядом со мной. — Надеюсь, ты хорошо выспалась.
Теодор ничего не сказал, но его пристальный взгляд впился в мой, словно пытаясь прочитать каждую мысль, которая приходила мне в голову.
— Я так и сделала, — нерешительно ответила я, прежде чем взять одну из чашек с подноса и отхлебнуть из нее. Это был «Эрл Грей» со вкусом лаванды и шоколада.
Баэль сел с одной стороны от меня, в то время как Теодор занял позицию с другой. Лафайет без колебаний запрыгнул Баэлю на колени. Баэль щелкнул пальцами, и в его руках появилась чашка чая, исчезнувшая с подноса рядом со мной.
— Как ты вообще это делаешь? — Спросила я, хмуро глядя на его руки.
Баэль рассмеялся над моим вопросом и наклонился ближе, его губы почти касались моего уха.
— Коммерческая тайна, — прошептал он, прежде чем отстраниться и подмигнуть.
— Выпей, — сказал Теодор. — Сегодня нам нужно сделать кое-что важное, и я не хочу терять время.
Баэль закатил глаза, но мой интерес внезапно возрос.
— Я думала, времени здесь не существует? К чему такая спешка? — Насколько я знала, в этом мире время текло по-другому. Я была почти уверена, что в реальном мире все тот же день.
— Для тебя это так, — объяснил он. — Вот как это работает. Когда душа находится в переходе, время приостанавливается в мире бодрствования. Пока ты не решишь остаться или уйти, время будет оставаться в застое, не позволяя твоему телу сделать выбор за тебя.
Холодок страха пробежал по мне, когда я лихорадочно вглядывалась в лица обоих мужчин.
— Итак, если я приму решение… — нерешительно начала я.
— Время пойдет своим чередом, и твое тело в конце концов сгниет. — Слова Тео не были резкими, но они были прямыми.
Я содрогнулась при мысли о том, что мой труп остывает и разлагается в моей постели. Было трудно смириться с тем, что это было реально — что с моим выбором здесь я не смогу вернуться к тому, как все было раньше. Это был критический момент, и что бы я ни выбрала, возврата к блаженному неведению не было.