Я чувствовала, что Баэль пристально наблюдает за мной, как это делал Теодор в тот первый раз в моем фургоне. На этот раз моей аудиторией был директор манежа — билетер, и он был в полном восторге от нашего вида.
Тео захватил мои губы своими, целуя страстно, медленно и неторопливо. Его губы были мягкими, но в то же время и твердыми, а вкус его языка напоминал ту «Эйфорию», которую мы пили сегодня вечером.
Волна удовольствия захлестнула нас обоих, и мы двигались вместе, как одно целое, подпитываясь страстью, предвкушением, потребностью и одержимостью друг друга. Его толчки становились быстрее и неистовее по мере того, как он достигал своего собственного крещендо, в то время как я все глубже погружалась в свое собственное оргазмическое блаженство.
Он простонал мое имя у моих губ, когда кончал, наполняя меня своей горячей спермой, доводя до крайности и погружая в чистый экстаз. Я закричала, когда мои руки вырвались из его крепкой хватки, царапая его спину, когда он входил в меня быстрее и жестче. Он точно знал, что мне нужно и как я в этом нуждалась.
Я кончала жестко, пока слезы не потекли из уголков моих глаз. Мои бедра дрожали вокруг его бедер, когда его движения замедлились и остановились.
Он откинулся назад, снова страстно целуя меня, обхватив мое лицо своей массивной ладонью.
— Mwen tèlman renmen ou (Я тебя так люблю), — тихо сказал он, его глаза встретились с моими. Я резко втянула воздух, глаза расширились от шока.
Маленькие бабочки поселились в моей груди, когда я поцеловала его в ответ и сказала:
— Я тоже влюбляюсь в тебя, Мет Калфу. Кажется, я упала прежде, чем осознал это.
Его глаза потемнели, когда я назвала его настоящее имя, и я почувствовала, как его член снова набухает напротив меня. Но я была измотана, и мне нужно было поспать. Мои веки опустились, и я протяжно зевнула, когда Теодор скатился с меня.
Мы оставались так, казалось, несколько часов после того, как к нам присоединился Баэль. Мы втроем погрузились в ленивый сон, прижавшись друг к другу, пока мягкий джаз наполнял прокуренную комнату.
Я встала перед зеркалом, когда веве начали светиться. Темная комната была освещена зловещим голубовато-фиолетовым светом, который отражался от черепа на лице Теодора. Он и Баэль наблюдали за мной, готовые вмешаться, если мне это понадобится.
Теодор стоял рядом с зеркалами, положив руку на раму, от его ладони исходило сияние. Баэль сидел, взгромоздившись на зеркало, небрежно покачивая ногами, как будто это был самый обычный день, и я не собиралась решать судьбу своего существования.
Прошлая ночь была похожа на лихорадочный сон. После нее мое тело стало вялым, довольным и нуждающимся в еще одном сеансе с моими мужчинами. Я становилась жадной, несмотря на то, что всего несколько часов назад меня оттрахали до полусмерти.
Но теперь пришло время сделать это. Сделать это официально. Пришло время перестать валять дурака и тянуть время.
Зеркало подернулось рябью, а затем, когда оно обрело четкость, появилось размытое очертание. Я узнала свою спальню на Френчмен-стрит. Сцена застыла во времени, белые прозрачные занавески замерли на полпути, когда ветер ворвался в открытое окно. Цифры на часах, стоявших на моем прикроватном столике, были не более чем четырьмя короткими черточками в темноте.
Я почти чувствовала медный привкус крови даже через зеркало. Крови было много. Она была повсюду — на стенах, забрызгала все мое пуховое одеяло и растеклась лужицей по полу.
Я вспомнила ту ночь, которая сейчас казалась мне такой далекой, но была всего несколько секунд назад в мире бодрствования. Я была в бреду, напугана и так волновалась, что Остин вернется домой и обрушит на меня свой гнев. Ярость Остина была страшнее, чем кровь, которой я была насквозь пропитана.
Я перевела взгляд на фигуру на кровати. Мое тело было бледным, губы приобрели иссиня-черный оттенок, а платье было покрыто малиновыми пятнами.
Я наконец вспомнила, почему на мне было то белое платье. Именно по этой причине Остин выбрал ту ночь, чтобы наказать меня в последний раз. Белое платье было традицией в моей культуре. Женщины и девушки часто надевали их в дни празднования карнавала. Прошло много времени с тех пор, как я надевала свое собственное платье или участвовала в каких-либо карнавальных празднествах, которые так любила моя семья.