– Ну и пусть ябедничает, сколь влезет! Уже лето почти, а я должен дома сидеть! – крикнул мне Серёжка и лихо просвистел мимо стаи жирных гусей. Они разбежались, хлопая крыльями. Здоровенный гусак наклонил голову, распахнул клюв, высунул язык и недовольно зашипел в сторону Серёжки. Но мальчишке до него не было дела! С бешеной скоростью он снова летел по льду.
Мне тоже захотелось прокатиться! Стала думать: «Где взять картонку?!»
***
В сарае у нас стояла старая коробка из-под телевизора, приспособленная под щепу и опилки. Я пошла на скотный двор. Влезла на поленницу и стала отрывать кусок от коробки. Но не тут-то было! Наполненная до отказа трухой, она не собиралась сдаваться! Как я ни мучилась, ничего не выходило!
«Ножовкой отпилить, или отрезать лоскут секатором?» – соображала я. Но, поразмыслив, отказалась от того и другого. Инструменты лежали под замком. Ключ папа прятал под крышей. Без лестницы до ключа никак не дотянуться, а притащить её у меня не хватит сил.
Пришлось повиснуть на коробке, ухватившись за край. Она не выдержала моего веса и с треском порвалась. Содержимое обрушилось на меня и засыпало с головы до ног!
Не так просто было избавится от сосновой трухи, застрявшей в одежде, за воротником и вцепившейся в волосы!
Но главное у меня было в руке – картонка! Наспех отряхнувшись, не мешкая больше ни минуты, я выскочила на улицу, думая только об одном: «Эх, прокачусь!»
– Кикимора огородная! – покатился со смеху Серёжка, – Ты зачем в опилках извалялась?
Вдоволь нахохотавшись, он скомандовал:
– Снимай обувь!
– Зачем? – удивилась я.
– Пока тебя не было, лёд подтаял и растрескался! Видишь, поверх лужи, выступила вода? Начерпаешь в сапоги – мамка заругает! И без того, по всему видать, тебе попадёт – новую одёжу вывозила! – предупредил мальчишка.
Я послушала совет бывалого друга. Приглядела сухое место – около забора. Разулась и сняла носки. Огненный холод сковал ноги.
Серёжка моментально понял мои ощущения и приободрил:
– Не дрейфь! Сейчас обвыкнешься и перестанешь мёрзнуть! Давай-ка, езжай быстрей! А то, гляди, лужа тает, прямо на глазах!
Покатилась… Лёд подо мной проломился и, по самые уши, я погрузилась в стылую воду! Выбраться из полыньи оказалось делом не простым: ноги и руки окоченели, не слушались – скользили, ладошки поцарапались и кровоточили, пальто намокло и стало неподъемным. Серёжка кинулся мне на помощь, протянул руку. Кое-как мы выкарабкались с ним на «берег» и наткнулись на моих родителей… Они приехали домой на обед! Так не вовремя! Папа схватил меня под мышку и понёс домой.
Краем глаза я увидела, как Галина Ивановна палкой загоняла домой брата, а мама с хворостиной побежала за коровой и курицами, которые преспокойно разгуливали на свободе. Я забыла закрыть ворота и со двора разбрелась вся скотина!
Папа назвал меня хулиганкой и на два дня лишил прогулок.
Я должна была сидеть дома, анализировать своё плохое поведение и осознавать всю тяжесть содеянного…
***
На третий день моего заточения, бабушка не выдержала.
– Собирайся, варначка, – сказала она, – друга твово пойдём проведывать! Он с ангиной мается. Батька с маткой просили приглядывать за ним.
Она взяла банку мёда, и мы пошли к Колтуновым. Серёжка лежал с температурой на кровати. В углу комнаты, в плетёной корзине, сидела на яйцах гусыня.
Серёжка увидел нас и оживился. Бабушка и Галина Ивановна направились на кухню – готовить питьё для больного. Пока их не было, Серёжка, заговорщицки, посмотрел на меня, приставил указательный палец ко рту, вытаращился глазищами в сторону корзины и прошептал: «Наверное, гусята уже вылупились! Слышь! Пищит кто-то! Страсть, как охота, на птенчиков посмотреть!.. Гусыню нужно чем-то отвлечь, чтобы она вылезла из лукошка… Сам-то я не могу – болею… – попробуй ты!»
Легко сказать «чем-то отвлечь»! Гусей, я, вообще-то, недолюбливала. Они больно щипались и били крыльями. Частенько от них перепадало! Но было любопытно, хоть одним глазком, глянуть на крохотных пушистеньких гусят…и я, на цыпочках, стала подбираться к гусыне.
Птица спокойно сидела до тех пор, пока не увидела, что вот-вот её личное пространство будет нарушено. Я тихонько приблизилась к ней на расстояние вытянутой руки. Она заволновалась всерьёз: привстала, открыла клюв и предупредительно зашипела. Я сделала ещё шаг. Гусыня изогнула шею и молниеносным движением цапнула меня за руку…
От боли хотелось кричать! Я, изо всех сил, стиснула зубы и не произнесла ни звука. В носу защипало… Памятуя о «преступлениях» третьего дня, молча утёрла слёзы.
Галя напоила брата горячим молоком с медом, дала ему лекарство, и мы с бабушкой ушли.