— Одна молодая девушка обещала мне не работать слишком много, если я дам ей ключи от склада. Я выполнил свое обещание, и посмотрите, что произошло… Кроме того, вы забыли закрыть дверь.
— Я первый раз задержалась так долго.
— В таком случае, — Керк сделал обиженное лицо, — это значит, что вы где-то развлекались каждый вечер. Я звонил в ваш номер в течение трех последних дней, и вас там не было.
— Вы… вы звонили мне?
— Да, звонил. Я хотел пригласить вас сходить куда-нибудь со мной вечером. К сожалению, кто-то другой все время опережал меня.
— Никто другой не опережал вас, — ответила Энди. — Я ни с кем не встречалась. Честно говоря, я работала допоздна каждый день.
— Правда? — Странная интонация появилась в его голосе.
— Абсолютно честно!
— А как же блондин с фигурой Аполлона?
— У него есть жена и сын. Вообще-то он пригласил меня поужинать с его семьей, но я предпочла остаться поработать.
— Может быть, мне тоже лучше уйти?
— О нет, ни в коем случае. Мне понадобится ваша помощь с одним из этих больших ящиков. Он уже доставил мне много проблем, и я бы хотела наконец открыть его. Думаю, что там находится колесница. — Она указала на один из деревянных ящиков.
— Я привез вам содовой, Энди, — сказал Керк, положив чемоданчик на соседний ящик. — Обычно я беру шампанское, когда встречаюсь с девушкой. Но, зная вашу ужасную репутацию, связанную с алкоголем, я решил не подвергать себя риску и принести вам колы.
— Думаю, мне стоит поблагодарить вас, — улыбнулась Энди. Керк был так близко, что ей приходилось бороться с собственными желаниями. Ей так хотелось, чтобы он обнял ее, почувствовать на своем теле его руки, прижаться к его мускулистым плечам…
— Ну и как вам это нравится? — заметив, что она рассматривает его, спросил Керк.
— А? Я… Что вы сказали?
— Мой внешний вид. Моя сегодняшняя одежда. Видите? — Он покрутился перед ней, заставив сразу подскочить температуру ее тела.
— А, это. — Энди едва справилась с собой. — Очень стильно.
— Вы покраснели, — довольно заметил Керк, — это ведь мою одежду вы так внимательно рассматривали?
— Конечно, — слишком быстро согласилась она.
— Почему, Энди, вы говорите, что вам нравится то, что вы видите, когда смотрите на меня? Не нужно.
— Обещаю, что не буду.
«Но это же будет ложь, — сказала она себе. — Мне нравится то, что я вижу, Керк Форрестер, и вы это знаете!»
Положив руки ей на плечи, он позволил своим черным глазам встретиться с ее глубокими синими.
— Когда я смотрю на вас, Энди, то вижу женщину, которая очень красива как внутри, так и снаружи. Вы особенная.
Тот момент, о котором она мечтала в своих фантазиях, наступил, стал реальностью, теперь он должен поцеловать ее нежно и чувственно.
— Я испытываю то же самое, когда смотрю на вас, — прошептала она, — вы особенный человек для меня.
Керк колебался. Сказать ей, что она красива, — это одно, совсем другое — примириться с ее открытым обожанием. Конечно, она имела в виду именно то, что сказала. В этом вся проблема. Он должен решить, может ли он принять и честно ответить тем же, прежде чем что-либо произойдет.
Осознав, что она в его объятиях, Керк переключил свое внимание на ящик, который она хотела открыть.
— Вы сказали, что вам требуется помощь с этим ящиком?
«Это может подождать, — подумала Энди. — Почему же ты отталкиваешь меня? Что не так? Что я такого сказала? Что я сделала не так?»
Керк подошел к ящику и достал из него последнее из содержащегося в нем.
Как только он это сделал, у Энди перехватило дыхание.
— Господи, Керк, смотрите.
Отступив назад, он наблюдал за ее реакцией. И ему было совершенно не нужно участвовать в ее чувстве благодарности к деду за созданное им.
Он почувствовал, что Энди должна пережить это мгновение одна. Сначала она напала на след карусели, затем направила всю свою энергию на ее реконструкцию в надежде на группу инвесторов, которых она едва знала. Единственный знакомый ей человек был тот самый Роберт Майлз. Керк надеялся, что этот человек привил Энди большую любовь к искусству. В противном случае она могла здорово разочароваться.
Тем временем Энди протянула руки к карусели, трогая резьбу и стирая пыль с сидений.
— Это именно то, что я искала, — сказала она, — колесница влюбленных. Бьюсь об заклад, если бы она могла говорить, то рассказала бы много историй.
— Возможно, — согласился Керк, — хотя я сомневаюсь, что люди раньше были совсем другие, не похожие на сегодняшних.
— Думаю, вы правы, — согласилась Энди. — Люди так же влюблялись, как и мы сегодня.
— Мы? — тихо переспросил он, подойдя к ней вплотную. Внутренняя борьба Керка с самим собой закончилась. Какую бы эмоциональную жертву ни приносила Энди, она заслуживает уважения, пусть даже это будет стоить ему его гордости.
— Ну… я имела в виду… я совсем не хотела сказать… О черт… — Отвернувшись, она спрятала лицо.
— Успокойтесь, Энди. — Он коснулся ее плеча. — Это специфика нашего языка. У некоторых слов есть несколько значений.
— Вы все время вынуждаете меня говорить не то, что я хочу сказать, и вытаскиваете из меня все самое плохое…
— Это смешно, — обняв ее и прижав к своей груди, сказал Керк, — потому что вы вынуждаете меня говорить именно то, что я хочу сказать, и вытаскиваете из меня все самое хорошее… — Он погладил ее по голове. — Когда я с вами, то чувствую что-то особенное.
Она сцепила его руки со своими и придвинулась еще ближе.
— А я все равно думаю по-своему.
Медленно повернув Энди лицом к себе, Керк поцеловал ее. Стремительность его поцелуя ошеломила Энди и разбудила в ней бурю эмоций.
— Вы смотрите на меня с таким же выражением лица, с каким смотрели на карусель, — прошептал Керк.
Энди не смогла бы описать, что она чувствовала, но одно она знала точно. Она в объятиях Керка! Но чувство юмора ей никогда не изменяло.
— Знаете, — сказала она, — в моем сердце есть немного места для антикварных вещей.
— Да? Что вы говорите! — Его губы растянулись в сардонической усмешке. — Вы считаете, что тридцать два — это уже антиквариат?
— Ну… — протянула она, радуясь, что он перестал быть таким серьезным, — некоторые антикварные вещи… просто лучше сохраняются.
— Все части моего организма действительно прекрасно сохранились. Хотите проверить?
— Нет!
— Лгунья, — мягко сказал Керк. Сняв рубашку через голову, он бросил ее на сиденье.
Глаза Энди широко раскрылись. Но не только потому, что его обнаженный торс был намного сексуальнее, чем она могла себе представить, а потому, что на груди была маленькая татуировка, частично скрытая под темными волосами.
Она позволила себе слегка погладить татуировку.
— Что это?
— Я уже говорил вам, что у меня не было игрушек в детстве, — объяснил он, — однажды мои армейские товарищи и я праздновали что-то, много выпили, и они уговорили меня сделать это.
— Это похоже на…
— Да, — ответил Керк, слегка улыбаясь. — Теперь у меня всегда есть мой собственный игрушечный мишка.
Энди закрыла рот ладонью, чтобы скрыть нервный смех.
— О Боже мой, Хьюберт.
Керк взял ее за руки.
— Теперь вы знаете другой мой секрет. Я его старался скрыть. Не думаю, что кто-либо другой еще знает их оба: мое настоящее имя и тату-медвежонка.
Энди посмотрела ему прямо в глаза.
— И вы открыли свой секрет мне. Но почему?
— Потому что вы мне очень дороги. Я никогда не встречал никого, кому мог бы доверять так, как могу доверять вам.
— О, Керк… — Она вздохнула полной грудью и нежно поцеловала татуировку-медвежонка. — Мне нравятся все части вашего организма. Вы действительно не представляете антикварной ценности, но зато вы, несомненно, единственный и уникальный.