– Свет в боковом зеркале, – сказала она. – Ослепляет.
Ослепляет? Он посмотрел в зеркало заднего вида. Сильное движение, но ничего необычного. Он снова посмотрел на Клэр. Она прижимала свою сумочку к стеклу ладонью, а взгляд был устремлен вперед. Он ничего не сказал. Последнее время она делала много такого, в чем для него не было никакого смысла.
Она почти два часа провела за обедом с Рэнди. Приехала с большим опозданием на встречу с Томом Гарднером, консультантом фонда, и, казалось, совершенно не могла сосредоточиться на их беседе. Даже Том не оставил этого незамеченным.
– Ку-ку, Клэр, – сказал Том. – Ты – с нами?
Клэр покраснела и извинилась, но морщинка на лбу, указывающая на работу мысли, не разгладилась, далекий взгляд ее глаз так и остался в недосягаемой дали, и в тот момент Джон понял, что ее мысли о Марго Сент-Пьер перекинулись на брата Марго.
Они наконец смогли поговорить о ее опоздании в тот день позднее, в ее кабинете. Клэр снова извинилась, а потом рассказала ему о билетах на пьесу и как сильно она хочет, чтобы Джон познакомился с Рэнди. Она добавила, немного поколебавшись:
– Возможно, когда-нибудь мне захочется с ним пообедать. – Она сидела за столом, машинально рисуя карандашом на подставке своего перекидного календаря. Длинные, извивающиеся линии, «S», вывернутые в обратную сторону, покрывали весь лист. – Мне бы хотелось, чтобы он стал моим другом. У меня никогда не было еще друга противоположного пола, как у тебя Пэт.
Он подумал о Пэт, о своей дружбе с ней, нежных, простых и долгих дружеских отношениях. И совершенно платонических. Это сравнение его как-то успокоило.
Он занимался в спортивном зале после того, как ушел из офиса, и каждый раз, как он думал о Клэр, обедающей с Рэнди, он заставлял себя вспоминать свои обеды с Пэт. Пэт была чутким слушателем, слушателем такого рода, который дает другому ощущение, как будто каждое твое слово важно, который уговаривал рассказать детали, казалось бы, интересные только ему самому. Он представил ямочки, которые делали Пэт такой молодой и желанной, и попытался представить, что Рэнди похож на Пэт – толстый, с глупой улыбкой, внушающий сострадание. Конечно же, Клэр захочет дружить с ним. И то, что он получал удовольствие от разговоров с Пэт, нисколько не умаляло его чувств к Клэр. Они были совсем разные, и от них обеих он получал разное. И точно такими же, говорил он сам себе, изучая черты своего лица в зеркале раздевалки, будут и отношения Клэр с Рэнди Донованом.
На одной из двух парковочных площадок у театра было свободное место, и Джон поставил туда свой джип. В фойе собора вела одна низкая ступенька, которую он легко преодолел на своей коляске. Клэр забрала их билеты в маленьком окошке, расположенном в центре прохладного фойе, и повесила плащи в раздевалке, прежде чем они направились к своим местам во втором ряду.
Джон переместился к скамьям с мягкими сиденьями, и Клэр покатила его коляску боковым проходом, поставив ее у стены, чтобы не мешать другим.
Зал театра быстро заполнялся, и Джон был рад, что вокруг столько людей, которые могли согреть холодный воздух в помещении. Клэр села рядом с ним и начала читать программу. Джон прочел биографию Рэнди. Рэнди Донован – один из основателей театра «Чейн-Бридж», который был создан десять лет назад, далее следовал длинный список постановок, режиссером которых он был или участвовал в них. И он также владел рестораном «Дары моря», как упомянула Клэр. Театр? Ресторан? Возможно, он – весельчак? Джон презирал себя за то, что пытался создать какой-то стереотип этого мужчины, но успокаивал себя мыслью, что теперь уж все равно.
Он держал Клэр за руку, когда началась пьеса. В первые пятнадцать минут стало понятно, что небольшой французский городок Дассант страдал от голода и чумы и претерпевал серьезные отклонения в моральных устоях. Группа женщин на сцене горестно стенала долгое время, и Джон понял, что его внимание рассеивалось.
Неожиданно на сцене появился высокий бородатый мужчина, одетый в темный костюм. Сомнений не было – это и был Волшебник. Джон почувствовал, как пальцы Клэр напряглись.
Рэнди Донован полностью властвовал на сцене. Он не подошел бы ни для какой другой роли, кроме той, которую исполнял. Он возвышался во весь свой шестифутовый рост, а его волосы и борода отливали чернотой воронового крыла. Джон попытался отгадать – было ли то обаяние, которое чувствовалось от его присутствия на сцене, частью роли, или просто оно было присуще самому Рэнди. Одно было ясно: Рэнди Донована нельзя было приравнять к Пэт Виковски.
Клэр наклонилась пониже, чтобы шепнуть:
– Ему покрасили волосы. На самом деле они не такие темные.
Пьеса больше не занимала его. Вместо нее он последние полтора часа переоценивал свою собственную жизнь. Он выстроил свой мир с такой уверенностью, с таким чувством безопасности и простоты, что, казалось, он неразрушим. Но не обернулся ли он сейчас просто хрупким домиком из стекла.
Ведь он полностью зависит от женщины, которая рядом, не так ли? Она освободила его из темницы жалости к себе, когда он был подростком, и научила обращать свои самые черные мысли в созидательные идеи. Она прошла рядом с ним через все. Через развлечения – путешествия, конференции – и через тяжелые времена тоже. Через его болезни. Не частые, но выводящие его из строя. Она заботилась о его интимных физических нуждах. Даже сейчас эта мысль заставила его сжаться.
Он сильнее стиснул руку Клэр, и она в ответ погладила его руку, хотя ее взгляд оставался прикованным к сцене.
Она была его единственной любовницей, а он – ее. Она не знала, что такое заниматься любовью с мужчиной, который может чувствовать прикосновение ее пальцев к своей коже, который может достичь эрекции без всяких ухищрений. С мужчиной, для которого оргазм не был маленьким триумфом.
Клэр снова наклонилась, чтобы прошептать ему на ухо. «Тебе нравится?» – спросила она, и Джон рассеянно кивнул, борясь с собой, чтобы опять сосредоточиться на пьесе. Рэнди танцевал, сначала с одной женщиной, потом – с другой. Джон пробовал найти слово, чтобы описать его, и ему на ум пришло «жизнерадостный». Теперь на Рэнди уже не было больше темного пиджака от костюма, и рукава его белой рубашки были закатаны до локтей. Он был широк в груди, узок в талии, темная ткань брюк рельефно очерчивала мускулистые бедра.
Джон положил руку себе на бедро. Мускулы его ног давным-давно атрофировались, а те, что внизу живота, стали дряблыми. Ему захотелось взглянуть, насколько явно видно его растущее брюшко.
О чем они говорили за обедом, Рэнди и Клэр? Конечно, о Марго. Но почти два часа?
Клэр отняла свою руку, чтобы перевернуть страницу программки. Она держала программку в свете сцены, чтобы можно было хоть что-то прочесть, а потом положила ее себе на колени, но не взяла его за руку опять. Джон почувствовал в своей ладони пустоту. Она даже немного отодвинулась от него. Он мог почувствовать, как она ускользала, почувствовать, как рушится его мир здесь, в этом крошечном переделанном соборе, сейчас, когда они смотрели захватывающую постановку «Волшебника из Дассанта».
Пьеса закончилась около десяти, и, казалось, вызовы на «бис» никогда не закончатся. Рэнди аплодировали стоя, во время этой овации Джон сидел, хлопая руками, которые одеревенели, пока Клэр аплодировала, возвышаясь над ним.
Когда актеры ушли со сцены в последний раз, Клэр снова села на свое место.
– Он попросил, чтобы мы пришли за кулисы после спектакля, – сказала она, оглядывая маленький зал театра, – чтобы познакомиться с тобой. Мы подождем, пока народ разойдется.
– Хорошо, – кивнул Джон.
– Какие прекрасные были костюмы, – сказала она.
– Угу.
– А та молодая девушка, которая играла Эмили. Она великолепна. И я совсем не ожидала, что они в конце будут танцевать твист. О!
Она продолжала говорить о пьесе, но он не мог сосредоточиться на ее словах. «Клэр, мой мир рушится».
– Теперь, я думаю, мы свободно можем проехать. – Клэр встала и привезла его коляску с прохода. Джон пересел в нее, пока Клэр осматривала вход за кулисы.