Была приведена цитата Паттерсона, когда он отметал голословные обвинения девочки: «Это очень беспокойная молодая особа, которая уже в возрасте одиннадцати лет имела дело с полицией за кражи в магазине, прогуливала занятия в школе. Моя жена и я знали, что у нее есть проблемы, когда разрешили нашей няньке взять ее с собой на отдых, поскольку ее мать отлично заботится о детях, которые ее любят, и к тому же очень ответственная – и мы подумали, что, может быть, разрешив проводить этой девочке время с нашей семьей, мы сможем ей как-то помочь. Мы все прекрасно провели время в течение этой недели на морском побережье. Я сбит с толку и очень огорчен ее голословными обвинениями».
Ванесса почувствовала прилив тошноты. Она прочитала статью еще три раза, потом стала искать в других газетах информацию о девочке и ее обвинениях, но не нашла ничего. Она сделала копию статьи, не обращая внимания на библиотекаршу, которая сказала ей, что библиотека закрывается и ей нужно уйти.
Как только она приехала домой, тут же позвонила Терри Руз, даже не присев и не расстегнув своего пальто.
– Ты знаешь, что Зэд Паттерсон обвинен в сексуальном домогательстве? – спросила она у Терри, шагая туда-сюда по кухне.
Терри зевнула.
– Да. Каким-то ненормальным ребенком.
– Терри! – Она была потрясена ее словами. Преданность Терри Зэду Паттерсону ослепила ее. – Ты знала это и ничего мне не сказала?
– Он этого не делал, ради Бога.
– Ты имеешь в виду, что его оправдали?
– Нет еще. Было предварительное слушание, а суд в следующем месяце. Но все и так ясно, Ванесса. Обвиняемая – маленькая девочка с большими проблемами, которой он хотел помочь.
Ванесса с силой сжала трубку в руке.
– Послушай, что ты говоришь! – сказала она. – Ты работаешь в программе для детей, которых подвергли насилию. Ты прекрасно знаешь, лучше чем девяносто девять процентов всего населения, как относятся к таким детям, когда они начинают об этом рассказывать. А ты хочешь сказать, что он – невиновен, даже не…
– Этот парень – чемпион по борьбе за права жертв, Ванесса. Он отдаст свою правую руку за детей, которые действительно пострадали от насилия. Совершенно невозможно, чтобы он…
– Ты же ведь ничего о нем не знаешь. Мы видели министров, и учителей, и адвокатов, и врачей, которые занимались этим. – Она потрясла рукой в воздухе. – Ради Бога, Терри, очнись. Терри надолго замолчала.
– Ванесса, – сказала она наконец. – Послушай меня. Во-первых, я не люблю, когда на меня кричат по телефону. Во-вторых, несмотря на то, что ты чрезвычайно прилежный работник и ведущая сила сети вот уже долгое время, на самом деле ты ретировалась, когда надо было помочь выбить деньги, и в другой критической ситуации, когда ее необходимо было исправить на месте.
Ванесса прислонилась к стене, закрыв глаза, пока Терри продолжала.
– А теперь, я ни чуточки не верю, что этот человек, который живот положил, каждый день защищая права женщин и детей, может быть виновен в причинении зла ребенку. Но, Ванесса, прости меня, даже если он и виновен, он все равно очень влиятельная сила в Сенате, и он нам нужен. Понимаешь? Что ты хочешь? Отказаться от единственного защитника, который на нашей стороне, потому что какой-то поганый ребенок сказал о нем что-то неприятное?
– Представь себе, да, – сказала Ванесса. – По крайней мере, я надеюсь, что ты позаботишься о том, чтобы узнать правду.
Она повесила трубку, не дожидаясь ответа Терри, и стояла, уставившись на телефонный аппарат. Сколько мостов она сожгла этим звонком?
Она посмотрела на часы микроволновой плиты. Десять тридцать. Пора ложиться спать, но вместо этого она приготовила себе чашку чая и отнесла ее в гостиную, где уселась на софу с кипой журналов. Она не станет ложиться спать. Сон только принесет ей карусель, и она понимала, что будет лучше, если она вообще не заснет этой ночью.
24
Джереми, штат Пенсильвания
1962 год
Большую часть лета двери амбара были закрыты, потому что Винцент был болен. Время от времени он умудрялся выбраться в мастерскую, и Клэр с Ванессой присоединялись к нему там. Но несмотря на уют и теплые знакомые запахи, мастерская была совершенно не такой, как раньше. Винцент, казалось, был не расположен к разговорам, и в воздухе часто слышалось его хриплое дыхание, когда он строгал или красил, или склеивал куски дерева вместе. Он все еще держал во рту трубку, хотя уже больше никогда не курил.
Почти все лето рядом был молодой заместитель шерифа, помогая Винценту с механической частью карусели. Зэд. Паттерсон.
– Он гений по части того, как заставить ее вращаться, – обычно говорил Винцент, а потом прибавлял со смешком: – Он не понимает значения карусели, этот мальчишка. Говорит, что мне нужно заменить музыку в органе. Что же он ждет – отрывок из Моцарта, что ли? Шопена? Только не на моей карусели!
Однажды, а это была не пятница – Лен Харти появился без предупреждения. Он вошел в кухню, где Клэр и Мелли сидели за столом, перебирая клубнику, пока Дора раскатывала тесто для пирога.
Лен прошел через кухню прямо туда, где сидела Мелли, и ударил ее рукой по лицу. Голова Мелли отклонилась назад, и от руки остался след на ее щеке, такой же красный, как клубника.
Дора охнула, а Клэр уронила ягоды, которые перебирала, на пол. Она никогда раньше не видела, чтобы папа бил кого-нибудь. Он даже никогда не шлепал ни ее, ни Ванессу, даже если они того заслуживали.
– Боже мой, Лен. – Мелли встала, прижав свою бледную руку с розовыми ногтями к щеке. – В чем…
– Где Ванесса? – проревел Лен. Он посмотрел прямо на Клэр, которая подобрала ноги на стул и прижала колени к телу.
– Наверху, – сказала Клэр едва слышно. Ванесса была наверху почти все утро. Она сказала, что плохо себя чувствует.
Лен двумя шагами преодолел кухню, и топот его ног послышался на лестнице. Мелли посмотрела на мать.
– Почему он так поступает? – спросила она. Дора пыталась прижать мокрую тряпицу к щеке Мелли, но она отбросила ее руку и последовала вверх по лестнице за своим мужем, Клэр не отставала.
С лестничного пролета они могли слышать захлебывающиеся рыдания Ванессы.
– Сейчас же, – орал Лен на Ванессу. – У тебя всего три минуты.
Поднявшись по ступенькам, Мелли оглянулась на Клэр.
– Иди вниз, дорогая. Все будет хорошо. Ты просто спустись вниз и подожди с бабушкой, а я все тут улажу сама.
Щека Мелли все еще была красной, но она улыбалась. Она все уладит, если что-то не так.
Клэр пошла медленно вниз по ступенькам. Она снова уселась за стол, а в это время Дора все раскатывала тесто скалкой. Тесто было уже таким тонким, что со своего места Клэр казалось, что она просто катает скалку по пустой стойке. Дора болтала о ярмарке в штате, пока Клэр возилась с клубникой на блюде. Дора говорила очень громко, как будто хотела перекричать шум и голоса, исходящие сверху, и каким-то образом уберечь от них Клэр, чтобы она ничего не услышала.
Положив тонкое, как бумага, тесто в форму, Дора вытащила книжку-раскраску и коробку цветных карандашей из дальней дверцы буфета и положила их перед Клэр.
– Ну-ка, покажи мне, как ты раскрасишь что-нибудь красивое, – сказала она, и Клэр послушно раскрыла книжку на картинке с двумя малиновками и червяком.
Прошло не очень много времени, когда по лестнице прогрохотали шаги, и Лен пронесся через кухню. Клэр оторвалась от раскрашивания только на столько, чтобы увидеть, что он тащил Ванессу за руку и нес чемодан другой свободной рукой. Ванесса так сильно плакала, что давилась своими слезами, спотыкаясь и спеша поспеть за ним. Потом Клэр вернулась к своим раскраскам, изо всех сил стараясь не залезать за линии. Она больше не посмотрела на свою сестру. И все продолжала раскрашивать, когда, что-то крича, Мелли побежала за Леном и Ванессой во двор. Это было очень не похоже на Мелли. Клэр сломала красный карандаш, когда трудилась над выпуклой грудкой малиновки. Дора говорила еще громче. Она сказала, что на ярмарке штата будет в этом году еще больше пирогов с клубникой. Погода самая подходящая для клубники. А Клэр все раскрашивала, а когда выкрики и рыдания достигли высшей точки, она подняла картинку, чтобы бабушка полюбовалась.