Она приподняла голову, чтобы посмотреть, какая линия вызывала ее. Красная лампочка мигала на второй линии – линии ее больницы. Это, должно быть, очень важно. Она застонала.
– Не отвечай, – сказал Брайан.
– Ты же знаешь, что не могу. – Она протянула руку к телефону и сказала в трубку: – Ванесса Грэй.
– Ван, это Дарси.
Ванесса перекатилась на спину, хмурясь. Это могло и подождать. Дарси Фридерикс – штатная служащая больницы, отвечающая за множество дел, включая финансирование и юридическую сторону. Она была также партнершей Ванессы по бегу после работы. Однако звонить домой?
– Что случилось? – спросила Ванесса. Брайан играл с ее волосами, поднимая их вверх, а потом позволяя им струиться вдоль руки. В свете свечи она могла видеть золотые пряди, которые скользили по его пальцам.
– Плохие новости, Ван, – сказала Дарси. – Прости, что я побеспокоила тебя дома, но мне хотелось, чтобы ты это услыхала от меня, прежде чем тебе это скажет кто-нибудь другой.
Ванесса обхватила себя за плечи. Она поняла, что Дарси говорит не о больном, а о финансировании больницы. Вот уже несколько дней администрация заседала, определяя, на чем еще можно урезать средства.
Неожиданно в комнате стало очень холодно, и она натянула на плечи простыню.
– Выкладывай, – сказала она.
– Программа для подростков.
«Программа реабилитации подростков, подвергавшихся насилию в детском возрасте», – подумала Ванесса, закрыв глаза.
– Что с ней? – спросила она, хотя была уверена, что спрашивать больше не о чем.
– Мне так жаль, Ван. Ее зарубили.
– Ты имеешь в виду – совсем? – Ванесса открыла глаза и увидела, что Брайан смотрит на нее с хмурым видом.
– Да.
– Угу, – Ванесса села, – это ни в какие рамки не лезет.
– Ты говоришь так, как будто твое мнение спрашивали, – сказала Дарси.
– Они не могут прикрыть подростковую программу. – Она услыхала, как застонал Брайан, когда понял, о чем она говорила с Дарси.
– Я боролась за нее, Ван, – сказала Дарси, – но я была там в одиночестве. Знаю, что это твой самый любимый проект, но они просто ничего не хотели слушать… «У «Ласистера» есть дела и поважнее», – это я цитирую их слова.
– Но это же профилактическая программа, – возразила Ванесса. Именно этой точки зрения она придерживалась, когда начала кампанию за финансирование программы год назад. Одна только мысль о том, что придется еще раз пройти через все это, казалась ей нестерпимой. Однако с ее языка так и лились аргументы: – Дети, которые пытаются покончить с собой, или уморить себя голодом, или…
– Знаю, знаю. – Дарси прервала ее. Голос ее звучал устало, и Ванесса представила себе, как она, сняв свои очки с толстыми стеклами, терла голубые глаза. – Меня не нужно уговаривать. И не трать свой пыл на тех, кто принял это решение. Ведь дело в том, что это не те детки, которые вызывают всеобщую симпатию, ты понимаешь, что я имею в виду?
Да, она понимала это даже слишком хорошо. Если бы у больницы был хоть один свободный доллар и пришлось бы выбирать между миловидным пятилетним малышом, который был походя только что изнасилован своим отчимом, и каким-нибудь противным, порочащим себя самого, сквернословящим подростком, который подвергся насилию когда-то в прошлом, – ну, конечно, какое может быть сравнение… Им и в голову не могло прийти, что оба ребенка нуждаются в одинаковой помощи.
– Эти идиоты ничего не хотят видеть, кроме собственных интересов! – Она почувствовала, как теплая рука Брайана погладила ее по спине. Она почти забыла, что он рядом.
Дарси вздохнула на своем конце провода.
– Я только позвонила, чтобы тебе все это передать, – сказала она.
– Нас просто-напросто сбили с ног. – Ванесса, казалось, не могла прекратить аргументировать. – У нас нет возможности собрать статистику, нет шанса посмотреть, насколько эффективной будет программа. Еще бы только пару лет. Скажи им об этом.
– Они твердо стоят на своем, Ванесса. Они единодушно пришли к соглашению о закрытии этой программы. Они думают, что она слишком дорогая.
– Конечно, но что, если один из их детей попадет в подобную ситуацию? Насколько дорогой она им покажется тогда? Ослы упрямые!
– Ван. – Дарси теряла терпение. – Остынь.
Ванесса лежала с чувством, что она потерпела поражение. Она не могла ничего с собой поделать, эмоции захлестывали ее. Она сделала глубокий вдох, прежде чем снова заговорить.
– Я найду финансирование для подростковой программы откуда-нибудь еще, Дарси, – сказала она, – эту программу не закроют.
Дарси молчала некоторое время.
– Я тебе помогу, – наконец сказала она. – Ты не получишь денег от «Ласистера», но мы подумаем вместе и найдем что-нибудь еще, правда?
– Конечно.
Ванесса повесила трубку и посмотрела на Брайана.
– Мне жаль, Ванесса, – сказал он. – Хотя это ведь не было для тебя неожиданностью, не так ли?
Свет свечи медового оттенка отбрасывал отблески на полог кровати в форме арки.
– Видимо, я надеялась, что произойдет чудо, – сказала она.
С того момента, как ее наняли на работу в больницу «Ласистер», она боролась за эту программу. Любой ребенок, который попадал в подростковое отделение, чьи настоящие проблемы могли бы быть связаны с насилием, которому он подвергся в детском возрасте, выявлялся и регистрировался для внесения в подростковую программу. Ванесса безошибочно чувствовала таких детей. Остальной персонал клиники только дивился шестому чувству Ванессы.
– Я изругала бы их в пух и прах, если сама пошла бы на это заседание, – добавила она. – Может быть, я была недостаточно твердой. Может быть, единственное, что мне остается, дать им почувствовать все это на собственной шкуре.
Брайан коснулся ее щеки.
– И ты смогла бы это организовать? – спросил он мягко, и она покачала головой.
– Нет. – Она со вздохом вытянула руки к потолку. – Нет, я бесхребетная.
Брайан хмыкнул и перекатился, чтобы посмотреть ей в лицо, приподнявшись на локтях.
– Вряд ли я использовал бы это прилагательное применительно к тебе.
– Да, конечно, прилагательные, которые соответствуют моему описанию, – моя погибель. Упрямая, несносная женщина. Припоминаешь? Эту фразу произнес один из управляющих год назад.
Брайан слегка поцеловал ее в губы.
– Я бы никогда не стал описывать тебя такими словами.
– Трудновато, не правда ли?
– Определенно.
Она улыбнулась ему.
– Я люблю тебя.
Он в ответ улыбнулся печально:
– Этот телефонный звонок охладил все наши страсти, а?
Она подвинулась к нему, охватив руками его плечи.
– Нет, – сказала она, – я так не думаю.
После занятий любовью они пообедали копченым цыпленком и овощами, которые к тому времени остыли, но все еще были вкусными. Потом они сидели в гостиной у затухающего камина, сравнивая намеченные на эту неделю дела. Близилась полночь, когда Брайан настоял, чтобы она легла спать. Она боялась идти в постель, опасаясь, что сон не придет к ней.
В постели она пыталась заблокировать мысли о подростковой программе и выбросить их из головы, но их сменил образ Джордана Уилли, маленького и изможденного, смышленого и никогда не теряющего надежду. И все-таки она уснула гораздо быстрее, чем думала. Хотя около двух часов проснулась от ночного кошмара, такого живого в цвете, звуках и движении, что она резко села, схватившись за горло и задыхаясь.
Ей потребовалось некоторое время, чтобы понять, что Брайан сидит рядом с ней, что он обнимает ее.
– Ты в безопасности, малыш, – сказал он. – В безопасности, в Сиэтле, штат Вашингтон, за миллион миль от всего, что может причинить тебе зло.
В ее голове играла музыка, и она закрыла руками уши, как будто хотела избавиться от нее.
– Карусель? – спросил Брайан.
Она смогла только кивнуть головой, крепко зажмурив глаза. Раскрашенные лошадки с их диким, злым взглядом и открытыми ртами все еще неслись галопом и скакали перед ней. Медные стержни, на которых крепились лошадки, поднимались и опускались, а маленькие овальные зеркала на внутреннем барабане карусели посылали зайчиков от отражающегося в них света прямо ей в глаза. Весь мир вращался вокруг нее, все быстрее и быстрее, и она чувствовала приступ тошноты. И все время, не прекращаясь, оглушительная музыка органа лилась ей в уши.