– Мне, например, без тебя никуда не хочется идти, – снова начала женщина.
– Знаю, – ответил мужчина.
Вращаясь, карусель с легким гулом рассекала воздух. Но вот ход ее снова замедлился. Женщина поднялась, купила новый билет и отдала его дочери. Вернувшись на место, она села вплотную к мужу. Муж вытянул руку на спинке скамейки, кистью касаясь плеча жены и словно бы обнимая ее.
– Послушай, Зари, ты ведь прекрасно знаешь, как я тебя люблю.
– Вот и я тебя точно так же.
– Все шутишь?
Жена смотрела на него с любовью.
– Родная, – сказал муж и пальцами сжал плечо жены.
Женщина улыбнулась.
– Я тебя и на самом деле люблю, – сказал муж.
– Милый ты мой, да разве я спорю?
– Знаю, что нет. Хоть в этом мне немножко повезло – ты меня любишь. Вот, впрочем, и все.
– Ну зачем ты так? Вся беда, что ты боишься быть хорошим. Сколько я ни думаю, вижу одно – ничего у нас не происходит. А ты ни с того ни с сего напускаешь на себя тоску, как сыч какой-то.
Муж с силой надавил на веки, потер их, затем провел ладонью по лицу и, захватив подбородок рукой, уставился на карусель.
Мимо, верхом на лебеде, вцепившись в его длинную деревянную шею с облупившейся краской, пронеслась их дочь, пропала из виду за будкой небритого дядьки с помятой физиономией и снова появилась в поле зрения. Солнце просвечивало сквозь завитки ее пышных каштановых волос, и головка была окружена сияющим нимбом. Словно бы девочка плыла в море золотистых пылинок…
Личико ее, глаза, губы цвели в радостной улыбке, и снова ее унесло, и она скрылась за будкой небритого дядьки, правящего каруселью.
– Гляди-ка! – сказала жена.
Муж промолчал.
– Да улыбнись ты, – сказала женщина.
– Ладно, – ответил муж.
– Ну развеселись, засмейся, скажи что-нибудь!
– Ладно, – буркнул он.
– Человек должен быть веселым, – продолжала женщина, – шутить, смеяться. Уныние, мой милый, в самом человеке. Человек сам себе терзает. Напридумывает разного и доводит себя до тоски.
– Ну сказал же я, ладно, – пробормотал муж.
– Что ладно-то?
– Ладно – значит ладно. Сказано же тебе, – ответил мужчина, увидев, что дочка его появилась из-за спины небритого.
Деревянный лебедь, на котором сидела девочка, был соединен с центром карусели железным прутом. Девочка появилась, пронеслась мимо и, отдаляясь, уже спиной к ним, обернулась в их сторону. Взлетели вверх косички, она послала воздушный поцелуй, снова скрылась за небритым хмурым дядькой и снова появилась, хохоча и размахивая руками. Муж увидел, что мальчик в лохмотьях сорвался с места, догнал девочку, пригрозил ей, схватил на бегу за руки и притянул к шее лебедя, а затем и наездница, и мальчик в лохмотьях, бежавший рядом, исчезли за будкой небритого и вскоре появились опять. Плывшая в золотой пыли девочка держалась обеими руками за шею лебедя, узкий луч солнца зажег каштановые завитки ее волос, однако лицо, глаза, губы уже не сияли, как раньше, весельем.
Муж поднялся на ноги, колесо карусели проплыло мимо, и ребенок скрылся из виду.
– Ты что, сдурел?! – закричал мужчина на мальчишку в лохмотьях. – Зачем ребенка обижаешь?
Оборванный мальчик искоса взглянул на него и буркнул:
– Да она чуть не свалилась.
Колесо снова вынесло девочку, и мужчина бросился к дочери, увидев, что она, не дожидаясь остановки, вознамерилась слезть с лебедя и покинуть карусель.
Мужчина подхватил ребенка, и лебедь уплыл без своей наездницы. Остальные дети продолжали кататься под надзором хмурого небритого дядьки. Отец поцеловал дочь и произнес:
– Ну хватит, накаталась.