На лице Клайва отразилась смесь удивления и негодования. Казалось, что от возмущения он потерял дар речи.
— Ты знаешь, в чем твоя беда… — наконец произнес он, но в этот момент вбежала Эва.
— Папочка! Я готова!
Мгновенно лицо Клайва подобрело и расплылось в улыбке.
— Доброй ночи, моя дорогая, — проговорила мать, целуя девочку.
Взявшись за руки, Эва с отцом направились в детскую. Нора, глядя им вслед, испытывала странное сочетание разноречивых чувств — любви, боли, надежды, тревоги и неопределенности. Как он сказал? «Вы — моя семья! Ты и Эва!». Это просто невероятно!
Нора почувствовала болезненную пульсацию крови в висках. Как же сложна жизнь! С Даниилом всегда спокойно, никаких тебе тревог, опасений. И вот уж чего никогда не было рядом с ним, так это страха, что от его прикосновений она способна потерять контроль над собой.
И в то же время их с Даном, безусловно, связывает любовь, что включает в себя и нормальное сексуальное влечение друг к другу. Их чувство формировалось постепенно, шаг за шагом, по принципу — все в свое время. Разве такое развитие событий не есть самая прочная основа для брака? Вот решат все бытовые проблемы, съедутся вместе и тогда найдут друг в друге все, что ожидали. Что же до секса, то он в конечном счете олицетворение голого инстинкта. Романтика отношений, конечно, прекрасно, но они с Даном уже не наивные подростки…
5
Вернулся Клайв. Подошел к дивану, спросил, внимательно вглядываясь в ее лицо:
— О чем ты думаешь?
— О Данииле.
Могла бы и соврать, но сказала правду, хоть и знала, что огорчит своего эмоционального собеседника. Впрочем, он встретил ее слова спокойно. Боль в висках усиливалась, и Нора помассировала их пальцами.
— Что с тобой? — забеспокоился Клайв.
— Голова раскалывается, — неохотно пояснила Нора. — Ничего страшного. Пройдет.
— Ты выглядишь все еще бледной, — недоверчиво проговорил он, беря ее за руку. — Тебе надо сегодня пораньше лечь спать. Я могу что-нибудь для тебя сделать перед уходом?
— Нет, спасибо. Ты и так очень много для меня сделал.
— Никогда не мог понять, почему ты тогда позволила мне уложить себя в постель? — вдруг спросил Клайв, испытующе глядя ей в глаза.
— Я была совсем неопытной и глупой. К тому же мы оба выпили перед этим, — горько призналась Нора. — Впрочем, дело, конечно, не только в этом. Ты разве не помнишь, в те годы все девушки были от тебя без ума.
Нора улыбнулась, вспоминая, каким он был в свои девятнадцать. Еще по сути дела мальчишка, а уже излучал мужскую силу и уверенность, был так неотразимо хорош со своей роскошной черной шевелюрой, что девичьи сердца таяли от одного его взгляда.
— Вот уж не знал, — озадаченно сказал он. — Честно говоря, я тогда сам немного потерял голову…
— Да, я знаю. Из-за Марии, — прервала его откровения Нора.
Глаза Клайва затуманились от нахлынувших воспоминаний.
— Да, Мария, — подтвердил он. — Какой же легкомысленной кокеткой была твоя сестра…
Что да, то да. Возможно, Клайв и Мария созданы друг для друга. Молодые, красивые, влюбленные — они были убеждены, что мир существует только для них двоих. Вот уж удивились друзья и знакомые, узнав, что младшая сестра, тихая, ничем особенно не примечательная, вдруг перебежала дорогу красавице Марии.
Больше всех, разумеется, была шокирована сама Мария. Какой же страшный скандал учинила она, когда Нора призналась потрясенным родителям, что ждет от Клайва ребенка.
— Ты, насколько помнится, сама заявила, что я тебе совершенно не нравлюсь, — прервал Клайв ее мысли.
— В том смысле, который подразумеваешь ты, действительно не нравился, — согласилась Нора.
Да, юный красавец казался ей излишне самоуверенным, эгоистичным, даже самовлюбленным. Но она отлично понимала, почему он так возбуждающе действовал на Марию и других девушек.
Нора решила не обращать на Клайва никакого внимания, хотя от одного его вида ее бросало в жар, сердце начинало учащенно биться, а колени предательски дрожать. Даже в свои семнадцать девушка догадывалась, что это чисто физическое влечение плоти, инстинктивная реакция на сексуальный призыв юного самца.
Мария реагировала на этот вопрос, как пчела реагирует на запах нектара. Позже обнаружилось, что она может и ужалить, тоже как пчела. Что же касается Норы, то с самого начала ее отношение к Клайву было негативным. Она испытывала к нему смешанное чувство, в котором нашлось место и страху, и восхищению, и враждебности.
Одна летняя ночь внезапно все изменила. Анализируя потом случившееся, Нора пришла к выводу, что всему виной их тогдашняя молодость и глупость.
Последствия оказались ужасными. Мария была вне себя от ярости и, конечно же, от горя… Она закатила истерику, требуя, чтобы младшая сестра навсегда покинула родительский дом. В противном случае придется уйти ей самой. Мария без конца названивала Клайву, то плача в трубку, то последними словами понося его и сестру.
Хуже всего пришлось родителям. Они разрывались на части, стараясь морально поддержать каждую из дочерей и в то же время как-то примирить их. Конечно, они винили во всем прежде всего Клайва. Но тут, как ни странно, натолкнулись на сопротивление сестер. И младшая, и старшая в один голос твердили: Клайв ни в чем не виноват!
Впрочем, он повел себя в этой обстановке так, что его действительно трудно было в чем-либо обвинить. На следующий день он прибыл в их дом и слегка дрожащим, но тем не менее решительным голосом попросил позволить ему переговорить с Норой. При этом он старался не смотреть на опухшее от слез лицо Марии, избегая ее испепеляющего взгляда. Когда родители удалились, уведя с собой упирающуюся Марию, юноша сделал Норе предложение.
Слава Богу, у нее хватило здравого смысла ответить отказом. Потрясенная тем, что с ней случилось, чувствуя себя виноватой перед родителями, Нора тем не менее посчитала, что, приняв предложение, она не облегчит, а, наоборот, ухудшит дело.
Клайв вздохнул с облегчением, услышав ее отказ, хотя и попытался скрыть это. Он даже предложил ей посоветоваться с родителями, прежде чем давать окончательный ответ. Но Нора твердо стояла на своем.
С тех пор она ни разу не раскаялась в своем решении.
— Я по-прежнему тебе не нравлюсь? — спросил Клайв.
— Ты знаешь, многое изменилось с тех пор, — грустно ответила Нора. — Ты оказался великолепным отцом, ко мне относился по-доброму…
— При чем здесь доброта! — прервал ее Клайв. Он внимательно смотрел на нее, и, казалось, в его душе идет какая-то борьба. — В моем отношении к тебе присутствует нечто совершенно другое, и ты знаешь это не хуже меня.
А что, собственно, она такое знает? Вначале его щедрость была продиктована, судя по всему, исключительно чувством долга. Потом он по-настоящему полюбил дочь, а с годами искренне привязался и к ее матери.
— Я ценю твою дружбу, — сказала Нора.
— Ты считаешь, что это дружба?
Сверкнув глазами, Клайв так резко наклонился к ней, что та невольно вся напряглась. Но он только приложил свой лоб к ее губам и, выпрямившись, произнес:
— Спокойной ночи. Ложись сегодня пораньше. — И с этими словами вышел из дома.
— Синтия согласилась остаться с Эвой в среду вечером, — сообщил Даниил. — Мне почти не пришлось ее уговаривать. По всей вероятности, она относится к Эве гораздо лучше, чем нам с тобой кажется.
К сожалению, Нора не могла сказать того же о собственной дочери. Ее реакция на новость об их совместном вечере с Синтией выразилась так:
— Почему, собственно говоря, Синтия должна оставаться со мной? И вообще, почему ты идешь куда-то вдвоем с мистером Динмором?
— Потому что Даниил хочет, чтобы я немного развлеклась после болезни. Потому, наконец, что… нам нравится быть вдвоем, — осторожно подбирая слова, добавила Нора.
— А вообще-то родители не оставляют своих детей одних, — не унималась Эва.