— Не знаю, Салли, чего ты добиваешься своими жестокими обвинениями. Правда не знаю, — сказал он.
— Я хочу, чтобы весь мир узнал, что ты такое. Я хочу разоблачить великого филантропа, исследователя, джентльмена и показать, какой дрянью он на самом деле является!
— Ты же не думаешь, что кто-то поверит твоей лжи? — Тяжелым, пронизывающим взглядом он попытался заставить ее опустить глаза.
Сквозь пелену слез она посмотрела ему прямо в глаза. Он стоял среди своих драгоценных приобретений, которые все эти годы сохранялись им, его репутацией и хорошей работой, а внутри этого кокона совершались тем временем немыслимые преступления…
Она не узнала себя. Этот крик, эти слова принадлежали не ей.
— Ты увидишь! Вонь от тебя поднимется до небес.
— Очень сомневаюсь.
— Погоди, пока заговорит Аманда, а я…
— Сколько угодно. Думаешь, я тебя боюсь? Я буду все отрицать, и конец делу.
— Твой позор…
— …рикошетом ударит по твоей семье.
— Но только не теперь, когда я все расскажу врачу Тины.
— Чепуха! Все знают, что маленького ребенка можно научить говорить что угодно.
— Ну а у врача какой мотив? Она тебя в глаза не видела. Какой мне смысл? Мне никогда ничего не нужно было от тебя. Я думала… я восхищалась тобой, пока сегодня вечером Тина… — На мгновение комната качнулась перед глазами. — Моя девочка. Маленькая моя! — воскликнула она, закрывая лицо руками.
Внезапно Салли поняла, что дошла до предела — морального и физического. И, подняв глаза, спокойно посмотрела на Оливера.
— Гораздо более известные люди, чем ты, бывали разоблачены, Оливер. И у них хватало мужества признаться и раскаяться.
— Совершенно верно. В высшей степени достойное поведение, если есть в чем признаваться.
— Тебе станет легче, если ты это сделаешь. Ты облегчишь себе жизнь.
Он не ответил.
— Ты считаешь себя религиозным человеком?
— Да.
— Тогда позволь спросить тебя: ты поклянешься, что никогда не делал с моей Тиной такого, что не должен был делать?
— Мне нет нужды клясться. Моего слова почтенного гражданина будет достаточно.
— Почтенные граждане приносят клятву в суде.
Он не ответил. Она увидела, что кровь бросилась ему в лицо, и Салли поняла, что Оливер в ужасе. Лоб его покрылся испариной, колени подогнулись.
— Поклянись перед Богом, которому ты молишься каждый день. Ты никогда не пропускаешь воскресной службы. Поклянись, что ты ни разу не приставал к моему ребенку с сексуальными домогательствами. Я принесу из библиотеки Библию. Поклянись!
— Нет!
Он стоял, прислонившись к стене позади стола, распластав по ней ладони, словно поддерживая себя, их с Салли разделял заставленный дорогим антиквариатом стол.
— Ты отказываешься? — сказала она.
— Отказываюсь.
Он пытался взять себя в руки. Она видела, как этот процесс набирает силу в человеке, таком разумном, добродушном и правильном, с которого сорвали маску, обнажили его нутро. Постепенно он снова вернулся на привычную высоту и напал на Салли.
— Что еще ты хочешь, Салли? Я начинаю уставать от происходящего.
— Я сказала. Я хочу разоблачить твою сущность и сделаю это.
— Только попробуй! И ты пожалеешь.
— Не думаю, Оливер.
— Попробуй, и я обвиню Дэна в развратных действиях с собственной дочерью.
На мгновение Салли остолбенела. Безмерность этого немыслимого зла вела к безумию. И все равно она нашла в себе силы сдержаться и не вцепиться Оливеру в глотку. Вместо этого зашарила по столу, чтобы найти и разбить что-нибудь ценное для него. Она бы снесла его дом, если б смогла. Ее сила, как и у него, побежала по жилам, ища выхода. Еще до того как он успел подбежать к столу и помешать ей, Салли вырвала страницу из старинной, переплетенной в кожу книги, смахнула на пол серебряную статуэтку и серебряный кубок с выгравированным на нем его именем и схватила револьвер с отделанной серебром ручкой…
Он выстрелил. От грохота у нее чуть не лопнули барабанные перепонки. Она услышала вскрик Оливера, увидела, как он, шатаясь, попятился и съехал по стене на пол… Она выскочила из комнаты.
Первое, что осознала Салли, когда пришла в себя, была дорога. Каким-то образом она выбралась из дома, хотя не помнила как. Кажется, она слышала стук хлопнувшей за ней двери. Должно быть, она как-то включила мотор, потому что сейчас со всеми предосторожностями вела машину сквозь летящий снег. Она опомнилась уже после того, как миновала поворот, где дорога уходила на Ред-Хилл.
«Я убила человека! Совершила убийство! О Господи!»