— Ты заслуживаешь чудесных ощущений, Аманда.
Золотой луч заходящего солнца упал на зеркало напротив, и Аманда увидела в нем картину: сидит женщина, к ней наклонился мужчина, его поза выражает, может быть, интерес, или заботу, или, возможно, желание? «И я сама, — подумала Аманда, — готова принадлежать мужчине, в лучшем смысле этого слова. Меня ничто не сдерживает, я ничего не боюсь и очень надеюсь, что это и есть желание».
— Я должен сделать признание, — неожиданно резко проговорил Тодд. — Все эти месяцы мои мысли были неотступно заняты тобой. Я столько раз подходил к телефону, уже поднимал трубку, но не решался позвонить. Я так хотел связаться с тобой, снова прикоснуться к тебе. Но что-то меня удерживало. Я боялся.
— Чего ты боялся?
— Что меня снова обидят. В тот последний раз конец казался таким неотвратимым. Я думал, что ты меня не захочешь.
— Со мной было то же самое! Даже когда я написала это письмо, то не успела бросить его в почтовый ящик, как тут же об этом пожалела.
— Но почему?
«Сейчас возможна только полная честность», — решила Аманда.
— Я думала, — сказала она, — что ты наверняка нашел кого-то менее сложного, с кем легче.
— Нет, — покачал он головой. — Вокруг меня было столько людей — и ни одного.
Их взгляды встретились, и его глаза напомнили ей своим цветом океанскую синеву, такую неожиданную на этом лице с неправильными чертами.
— Ты узнаешь, что я разная, — сказала Аманда.
— Прошу тебя, слишком большого разнообразия не нужно.
— Только в одном. — Она встала. — Я собираюсь сказать нечто, чего не могла бы сказать раньше.
— Милая Аманда, говори побыстрее.
— Давай займемся любовью. Если ты меня хочешь. Если нет, пожалуйста, скажи сразу, и я больше никогда тебя не побеспокою.
Вместо ответа Тодд обнял ее и отвел в спальню, где уложил на кровать и принялся целовать — в шею, губы, глаза, а потом отключил телефон, чтобы уже ничто не мешало их соединению.
Глава 18
Февраль 1991 года
После похорон отца все мысли Клайва устремились к смерти. Удивляться нечему, думала Роксанна, убийство Оливера, добавившееся ко всем остальным страданиям, могло лишить сил и человека посильнее Клайва. И какое утешение могла дать ему она, если он постоянно говорил, что совсем не против смерти — ведь он ничего после себя не оставляет, кроме красивого дома и красивой женщины, беременной от другого мужчины!.. Все это было невыразимо трагично. И печально, думала Роксанна, что человеку надо заболеть, чтобы получить столько внимания: Хэппи соорудила японский садик бонсай на нефритово-зеленом блюде, даже Аманда звонила из Калифорнии, а ничего не подозревавшая Салли сделала для него фотографию Роксанны — портрет в три четверти, на котором Роксанна с ангельским видом склоняла голову над тугим букетом роз, перетянутым лентами. Фотографию в серебряной рамке поставили на стол, и Клайв не мог не видеть ее со своего дивана каждый раз, когда поднимал взгляд.
— Тебе ведь неприятно, убрать ее отсюда? — спросила Роксанна.
— Оставь. Мне нравится рамка.
Он, который раньше говорил ей всякие нежности, теперь был безжалостен. И она понимала: он хочет, чтобы она почувствовала, что значит быть отвергнутой, отринутой, без всякой надежды.
Как-то она застенчиво проговорила:
— С тобой хотел бы повидаться Йен.
— О, так вы поддерживаете отношения?
— Только по телефону. Он хочет с тобой поговорить.
— Не представляю о чем.
— О том, что случилось.
— О чем тут еще говорить? И скажи ему, чтобы не приезжал, иначе я прикажу вышвырнуть его из дома. Ты поняла?
— Да. В тот вечер… ты сказал, что собираешься выгнать меня из дома, но не сделал этого. Ты хочешь, чтобы я ушла?
— Делай, как тебе нравится.
— Тебе нужен уход, я могу для тебя готовить, — сказала Роксанна, сознавая, что голос ее звучит униженно, хотя она вовсе этого не хотела.
Он насмешливо на нее посмотрел.
— Вообще-то найти кухарку не так уж сложно.
Она понурилась. Никогда в жизни она не испытывала такого унижения.
— В чем дело? — спросил он. — Йен тебя бросил?
— Да, все кончено.
— Не верю. Он тебе это сказал?
— Нет, но я знаю. Женщины много чего знают.
— О да, женщины много чего знают и делают. Чего ты ревешь? — с издевкой спросил он, когда Роксанна утерла тыльной стороной ладони слезы. — Можешь оставаться. Я долго не протяну. Еще до лета вы все снова придете на кладбище.