— Обидно, Андрей! — понурил большую светловолосую голову Дедкин. — Все это видят, и никто за тебя не вступится... Ведь такое может случиться и со мной.
— С тобой, Миша, никогда такого не случится, — уверил я его. — Ты сам только что сказал: нужен им! Твоими руками им проще и легче с другими расправляться...
— А ты заглянул в мою душу? — на глазах Дедкина даже влага проступила, ну артист! — Что там у меня на дне?
— Думаешь, в твоей душе есть дно? — Мне не жалко было его, потом, я знал, что это все комедия, которую ломал передо мной Китаец! А все закончится тем, что попросит червонец в долг.
Действительно, тем все и кончилось. И хотя Михаил восторженно толковал, что у меня железный характер, я дрогнул и дал ему две пятерки. Чтобы отвязаться от него. Думаю, что это не слишком большая цена...
Подойдя к телефону-автомату — Дедкин целеустремленно зашагал обратно в кафе на улицу Воинова, где у Аннушки есть кое-что покрепче пива, — я позвонил Ирине.
— В половине седьмого я жду тебя у памятника Екатерины Великой, — дикторским голосом произнес я в трубку.
В ответ услышал:
— Ирина Андреевна не сможет прийти к памятнику бывшей Российской императрицы Екатерины Второй, потому что у нас в восемнадцать ноль-ноль ученый совет... И еще одно: Ирина Андреевна просит не беспокоить ее по таким пустякам и не звонить.
В трубке щелкнуло и пошли короткие назойливые гудки. Голос принадлежал Александру Ильичу Толстых. Но я ведь перед этим явственно слышал голос Ирины! Она даже спросила: «Андрей»? После чего я и назначил ей свидание у памятника. Как же в наш разговор ухитрился влезть ее настырный шеф? Что, он теперь дежурит в лаборатории? Или запараллелил телефон?
Солнце зашло за пышное, закудрявившееся белым каракулем по краям сизое облако, с Невы донесся басистый гудок буксира, прохладный ветерок с запахом бензина слегка коснулся моих пылающих щек. Высокая блондинка с миндалевидными глазами взглянула в мою сторону, чуть приметно улыбнулась. Дурацкий, наверное, у меня вид. Когда я посмотрел ей вслед, то обратил внимание, как вызывающе играют ее обтянутые узкой юбкой бедра, а белые босоножки на тонких длинных ногах, казалось, сами по себе сейчас затанцуют. Блондинка нырнула в темный деревянный тоннель, возведенный строителями перед фасадом ремонтируемого здания, и исчезла, а я стоял у будки и хлопал глазами.
Походка блондинки и легкий наклон маленькой пушистой головы мне напомнили Свету Бойцову... Позвонить ей? Вдруг повезет, и она на работе! Нет, не стану. Из одной крайности бросаюсь в другую. Я сделал свой выбор. Лучше пойду на Владимирскую площадь и буду ждать окончания ученого совета, черт бы его побрал вместе с Александром Ильичом Толстых! Буду ждать Ирину, если даже ученый совет будет продолжаться всю белую ночь...
Глава тридцатая
1
Мы сидим с Георгием Сидоровичем Гороховым в полупустом зале Центрального дома литераторов и слушаем очередного оратора. Вместо Петухов я оказался в Москве. Позвонили из Москвы и сказали, чтобы я срочно приехал на художественный совет по литературе. Я и не знал, что избран туда. В столице давно не был, а тут и гостиница уже заказана, и билет на обратную дорогу. Да и на душе после «пилюли», которую мне подкинул шеф Ирины, было муторно. С Ветровой я так и не встретился, прождал два часа у института, а когда в окнах здания погасли все огни, подошел к вахтерше и выяснил, что никакого ученого совета не было и все сотрудники уже давно разошлись по домам. Ловко меня провел Александр Ильич! Но Ирина-то какова? Даже не позвонила...
— ...что он несет? Как не стыдно! — доносится до меня приглушенный голос Горохова. — Толкует, что его журнал открыт для всех талантливых писателей, а сам печатает в нем только себя и близких приятелей... Ты хоть раз напечатался у Миши Монастырского?
— Как-то послал роман, продержали три месяца и назад завернули с невразумительной рецензией, — вспомнил я.
— Я три раза свои повести посылал ему, и три раза назад заворачивали. Вот жук! Ты только послушай, что он говорит!
Но мне не хотелось вникать в весь этот бред, что несся в зал с трибуны. Монастырского я немного знал, как-то даже сидел с ним за одним столом в ресторане в этом же ЦДЛ. После какого-то писательского пленума. У Михаила Никандровича круглая голова, круглое тело и толстые ножки. Казалось, что он весь состоит из круглых колобков, небрежно пригнанных друг к дружке. Росту он небольшого, краснощек, большерот. Глаза маленькие, хитрые, прикидывается этаким деревенским простачком. И раскрашенная зеленым и розовым деревянная ложка ловко влетала в его широкий рот, толстые губы плотоядно облизывали ее, серые глазки-мышки весело поблескивали.