Не потрудившись застегнуть подбитую мехом кожанку, Эурон хлопнул дверью. Он невообразимо устал от этой рутины и ежевечерних скандалов. Настолько вымотался, что примирение и вовсе не входило в его планы. Кажется, мать была права, когда в очередной раз причитала, что он бросает все дела на полпути. Пусть так, но Эурон не готов был тратить свою жизнь на юридический колледж, муторную тяжёлую работу или же опостылевшую супругу. К чёрту всё это! Жизнь одна и прожить её надо так, чтобы было, что вспомнить в старости. Счастье эфемерно, так же как и удача, однако, стоит всё же идти ему навстречу, а не бежать прочь.
Мягкий свет фонарей рассеивал поздний вечер, на улице было свежо и морозно. Снег крупными хлопьями падал с неба, укрывая машины, застывшие на парковке торгового центра. До Рождества оставалось всего неделя, и Эурон собирался разрешить все накопившиеся проблемы в этом году. Новый год — новая жизнь.
Конечно, первым делом завалился в ближайший паб. Виски неплохо лечит душевные раны, и в этом он успел убедиться на собственном опыте. Гулять, так гулять! Тускло-жёлтый рассвет приветствовал на выходе из паба, уже другого, того, где трое соперников по бильярдному столу остались обобраны до нитки. День определённо начался удачно. Выходные Эурон провёл в компании старых приятелей за карточным столом. И опять ему повезло. Жаль только, что притормозить вовремя не сумел и почти весь выигрыш продул в финальной партии.
Утро понедельника оказалось серым и хмурым. Эурон проснулся на диване, и едва разлепив веки, узрел над собой кислую мину старшего брата.
— Твою ж мать, Виктарион, твоей постной рожей можно в гроб загнать! — попытался сесть, но тут же опустился обратно, схватившись за голову.
— Ты мне сам позвонил вчера, если помнишь, конечно. Просил забрать. Сказал, что просадил все деньги в карты, и у тебя даже на метро не осталось, — хмуро оповестил Виктарион, суровой тенью нависнув над ним.
— Жаль… — прикрыв глаза, протянул Эурон. Впрочем, имел в виду он не только проигрыш, а ещё и то, что не выбрал другого брата. Бейлон, по крайней мере, не корчит из себя святошу.
— Ты разбудил меня посреди ночи! Заставил колесить по городу, как таксиста, потому что, видите ли, перепутал адрес, — вновь бухтел Виктарион. — Я спал два часа, а у меня сегодня полно работы!
— Уймись, — Эурон осторожно поднялся и, поморщившись, вновь схватился за голову. Вышел в прихожую и нашарил во внутреннем кармане фляжку. Пара глотков огненной воды поможет поправить здоровье, к тому же в холодильнике у брата наверняка отыщется пиво, ибо сам-то он тоже не без греха. Не пьёт, когда работает, а в выходные… Отыскав в бумажнике несколько мелких купюр, Эурон вернулся в гостиную.
— Это тебе за труды, братец, — кинул банкноты на кофейный столик.
Виктарион поперхнулся воздухом от такого широкого жеста.
— Ты вообще повзрослеешь когда-нибудь? Это не смешно, Эурон, — покачал головой старший брат.
— А, по-моему, очень. Просто у тебя нет чувства юмора.
Брат, как видно, шутки не оценил, перешёл на свою излюбленную тему и пробормотал что-то о том, что он впустую тратит свою жизнь. Виктарион считал себя деловым человеком, который может раздавать советы направо и налево. Но почему-то никогда не задумывался, что его нравоучения всем побоку.
— Хватит корчить из себя бизнесмена, братец. Ты всего лишь стрижёшь овец. И мы оба об этом знаем, — решил сбить с него спесь Эурон.
Брат наградил его суровым взглядом, способным заморозить всё Северное море от края до края.
Завтрак в кругу близких родственников прошёл в трагическом молчании. Видимо, им снова все были недовольны. После, когда племянники отправились в школу, Виктарион вышел во двор и занялся своими «важными» делами, а его супруга хлопотала по дому; наступил момент триумфа для его старой матушки.
Не сказать, чтобы Эурон часто наведывался в гости, но, похоже, память у старушки была отменная, и она припомнила все его прошлые грехи.
«Что ты делаешь со своей жизнью, сынок? Тебе скоро тридцать, а ты до сих пор не знаешь, чем хочешь заниматься. Пьянство и карточные долги до добра не доведут». И далее в том же духе. Ему оставалось лишь кивать с вежливой улыбкой, прихлёбывая чай. С матушкой спорить, что таранить железные ворота. В конце концов, её словарный запас иссяк и, кутаясь в тёплую шаль, она опустилась в кресло-качалку. Эурон распрощался и поцеловал мать в сморщенную щёку. Заверил, конечно же, что у него всё под контролем.
Вышел во двор и закурил. Утренние нотации как нельзя лучше подкрепили принятое им накануне решение. Эурон окликнул брата, который колол дрова у поленницы. Неторопливым шагом направился к нему.
— Не одолжишь денег, братец? Домой надо добираться, а в кармане пусто, — пояснил он.
— Разумеется, — не слишком довольно отозвался Виктарион. В серых глазах мелькнула досада. — Можешь не отдавать, — добавил, воткнув топор в чурбак.
— Да я и не собирался. Мы же родня, ну! Какие долги, — весело произнёс Эурон и хлопнул брата по плечу. — До вокзала не подбросишь, раз уж сам завёз меня в эту глушь?
Виктарион хотел возразить, однако, поджав губы, решил промолчать. Меньше времени уйдёт на споры. Тем более, всё-таки привык заботиться о младшем брате, хоть тот порой втравливал его в неприятности и умел довести до белого каления как никто другой.
— Хорошо, — согласился он, глядя на довольную ухмылку, что расцвела на лице Эурона.
****
Стоя на палубе с унылым видом, Эурон качал головой в такт осудительной речи старика-капитана.
— Мало того, что пришёл к обеду, так ещё и разит как от винной бочки! Можешь домой отправляться. Я у тебя вычту из зарплаты за прогул, — вынув трубку изо рта, гаркнул мистер Беккер.
— Чёрта с два, Фрэнк! Я сам ухожу, — весёлым тоном, оповестил Эурон.
— Но… Самый сезон. Где я найду рабочего перед праздниками?.. — оторопел старик.
— Меня не волнует. Расчёт и прощай, — заявил Эурон. Он бы триумфально подбросил шапку в воздух, да её не было.
Капитан ещё что-то бормотал, и даже, скрепя сердце, обещал сделать надбавку за праздники, но Эурону было наплевать. Он два года мечтал об этом дне. Да, собственно, с первой рабочей недели на проклятом сухогрузе, представлял, как уволится. Но надо было кормить семью. Ради них и страдал. И жену целый год терпел ту, которую давно уже не любил. А любил ли вообще, тоже вопрос. Вот так полгода бурного романа, а потом ребёнок и вся эта кабала. Нет уж, он слишком любит свободу, чтобы заковать себя в кандалы рутины. В чём-то его средний брат всё же прав: нет смысла тратить свою жизнь понапрасну и заниматься тем, что ненавидишь.