В районе одиннадцати вечера я покинул кухню, ставшую местом веселой гулянки, причем в самый подходящий для того момент, а именно, когда Родька начал задирать нос, намекая присутствующим на то, что они-то дальше околицы сроду не выходили, а вот он, матерый странник, мир повидал. Причем в качестве аргументации в ход пошли сувениры, монеты и те фотографии, что я на его телефон делал. И, надо признать, галерея вышла весьма почетная, все же в ней присутствовали такие композиции, как «Родька и Эйфелева башня», «Родька и корабль “Ваза”», «Родька и океанариум Барселоны».
Впрочем, должного почтения подъездные к отважному путешественнику не испытали, а уже на пороге я услышал, что они вроде как его валтузить начали, не сильно, но от души. Оно и не странно, обиженный до глубины души отсутствием зависти, мой слуга совсем уж зарвался и произнес пару фраз, за которые и я бы ему в пятак стукнул.
Что любопытно, таксист по-прежнему сидел на скамейке, несмотря на то что при прошлой нашей встрече я ему посоветовал проваливать куда подальше. Имеется в виду днем, когда я в магазин ходил.
Упорный какой! Ну, пускай, вольному воля. Тем более что кому-кому, а ему спешить точно некуда. Все его дела остались в прошлом, а настоящее представляет собой бесконечность, если не сказать – вечность.
А еще интересно, куда запропастилась Жанна? По идее, давно ведь должна была вернуться. Ну пробежаться по магазинам. Ну подруг навестить, чтобы порадоваться тому, насколько у них все плохо, даже в том случае, если все хорошо. Было бы желание, а пятна на Солнце найти всегда можно. Ну, или морщины на лице и шее. А еще лучше – целлюлит на бедрах.
Странно прозвучит, но я к ней очень привязался. Так, как, пожалуй, за всю свою жизнь ни к одной живой девушке не привязывался. Может, потому что она у меня никогда ничего не требовала? Ни слов, ни клятвенных заверений в любви, ни гарантий, на которых строятся отношения между мужчиной и женщиной? И мне, в свою очередь, от нее ничего не нужно, если не считать кое-каких мелких услуг, связанных с проникновением в чужие дома и тайны.
А самое главное, живая душа всегда со мной рядом есть, как бы странно данное словосочетание ни звучало, особенно если учесть то, что оно относится к давно умершей девушке.
Да, у меня есть Родька. Он славный, несмотря на все свои недостатки, но Жанна – это совсем другое. Родька – это слуга. А Жанна – друг, который всегда рядом. Теперь, к слову, я прекрасно понимаю Дэна, которого постоянно сопровождает Марусенька. В свое время меня позабавила нежность, с которой он к этой змее относится, а вот сейчас я бы и не подумал улыбаться. Нет в том ничего потешного.
Если ведьмы или оборотни – существа коллективные, то мы, ведьмаки, по сути своей одиночки. К этому располагает образ жизни. Каждый из нас есть вещь в себе, у каждого своя сфера интересов и область применения умений. Да, мы рады встречам, когда те случаются, мы ощущаем нашу связь в ту единственную майскую ночь, когда, глядя на белый огонь, пляшем на стыке прошлого и будущего, обнявшись за плечи. В этот крайний миг мы – дружина, обреченная в давние времена на вечное существование. Так было, так есть и пребудет вовеки, пока жива ведьмачья сила.
Но и только. А все остальное время каждый из нас идет своим путем, только ему предназначенным, в нем нет места остальным. И представителям других фракций, обитающих под Луной, тоже. Казалось бы, мы все живем в Ночи, бродим одними путями, а вот поди же, не сложилось у меня с Маргит. Не одобрил ее брат-колдун то, чтобы его сестра, служащая Деве Озера, сошлась с ведьмаком, отдавшим свою судьбу Смерти.
Хотя у самого рыло даже не в пушку наверняка, а в такой щетине, которую не всякая бритва возьмет. Знаю я этих колдунов, с виду все они паиньки, а копни чуть поглубже, такое полезет – у!
И что уж говорить об обычных людях, тех, которые знать не знают, что городское фэнтези – это всего лишь лайт-версия реальных событий и что за входной дверью иногда ночью бродят такие существа, с которыми встречаться не рекомендовано никому.
К чему это все сказано? К тому, что таким, как я, только с призраками и дружить. По крайней мере, с ними хоть по-людски пообщаться можно, не особо следя за словами и не думая о том, как бы чего лишнего не брякнуть.
– Вон там вот остановите, – сказал я водителю и почувствовал, как губы непроизвольно раздвигаются в улыбке при виде знакомой до боли ограды.
Все же первое кладбище – оно как первая любовь. Даже нет. Оно как детство. Сколько бы потом еще всякого-разного с тобой ни случилось, его не забудешь никогда и станешь возвращаться сюда снова и снова, чтобы снова почувствовать себя беззаботным и наивным, чтобы опять ощутить восторг открытия нового мира.