— У маэстро было много учеников и среди них были голоса, звучащие куда сильнее, нежели мой…
В то время когда Карузо посещал маэстро Верджине, тот всем ставил в пример тенора по фамилии Пунцо, отличавшегося на редкость сильным голосом. Маэстро предсказывал ему блестящую карьеру и даже сосватал свою дочь за эту будущую, как ему казалось, знаменитость. Карузо с улыбкой вспоминал:
— Пунцо ходил всегда такой важный, надутый, разговаривал со всеми свысока. В общем, болван был первостатейный…[54]
Завидуя вокальной мощи Пунцо, Карузо форсировал свой голос, стараясь придать ему как можно больше мощи. Но после подобных попыток он на какое-то время вообще терял способность петь:
— Верджине мой голос не интересовал. Тем не менее некоторым полезным вещам он меня научил. Например, маэстро настаивал на необходимости естественного, «природного» звука. Помню, он подчеркивал: «Не давайте публике видеть, что пение для вас — работа; голос должен звучать непринужденно и легко». Следуя этому совету, я начал понемногу делать успехи. Перестал форсировать звук и пел так, как было предписано самой природой. Это было правильным решением. Но мне еще явно недоставало звуковой мощи. В первые месяцы занятий с маэстро Верджине я по-прежнему оставался тенором с «голосом ветра, свистящего сквозь оконные щели»…[55]
Внешне Карузо выглядел неприметно среди обеспеченных, статных учеников Верджине. Он был худой, невысокого роста, с жесткими, густыми прямыми волосами, довольно бедно одетый. Но когда он улыбался, обнажая идеально белые зубы, когда одаривал окружающих своим огненным взглядом — все поддавались обаянию юноши и его крайне эмоциональной манере общения. Оглядываясь на юные годы, Карузо вспоминал бытовые проблемы, с которыми ему приходилось тогда сталкиваться:
— Я купил зеленую краску и каждый раз перед уходом красил ею свой пиджак и гладил его. Моя мачеха вырезала мне манишки из бумаги. Ходить приходилось далеко, а ботинки стоили недешево. Поэтому я пел на свадьбах и похоронах, чтобы немного заработать. Я помню, как купил первую пару — это были превосходные ботинки, но с картонными подошвами. На полпути к дому маэстро я попал под дождь. Мои прекрасные ботинки промокли. Высохнув, они сморщились, и мне пришлось идти домой босиком[56].
К этому рассказу стоит добавить, что в то время в Италии (как и в большинстве стран Европы) еще не было налажено фабричное производство обуви. Сапожники шили обувь под конкретного заказчика — отсюда и высокая ее стоимость.
Петь юному тенору приходилось по самым разным поводам. Так, нередко какой-нибудь «Ромео» просил молодого тенора исполнить серенаду под окном своей «Джульетты». Однако в те времена в Неаполе серенады исполняли и официальным лицам: депутатам, министрам, именитым гостям — это был своеобразный ритуал. Карузо вспоминал, что в те годы ему довелось даже петь для принца Уэльского, будущего английского короля Эдуарда VII, когда тот на своей яхте прибыл в небольшой городок Котроне для участия в празднике, посвященном чудотворной иконе небесной покровительницы города — Мадонны Котроне. Годы спустя в Виндзорском замке Карузо пел для него вновь и после выступления напомнил ему о их первой встрече. Король был удивлен и очень растроган.
Чтобы хоть как-то заработать, Карузо приходилось принимать практически любые предложения. 15 августа в небольшом курортном местечке Майори неподалеку от Салерно, на празднике святой покровительницы городка, за плату в десять лир он выступал в старинном соборе на вечерней мессе. Пропев несколько часов, он уже собрался возвращаться в Неаполь, до которого было пятнадцать с лишним миль, как вдруг к нему обратился один из организаторов праздника:
— Постой, твоя работа еще не закончена. Иди за мной, будешь петь на торжественном приеме в доме мэра города, барона Дзеццы.
Несмотря на усталость, Карузо вынужден был подчиниться и отправиться на прием. Барону и его гостям так понравился молодой певец, что они просили его петь вновь и вновь. К шести утра Эррико был совершенно измотан. Барон лично проводил шатающегося от усталости юношу до выхода. Когда они вышли на улицу, выяснилось, что сильно похолодало. Тогда Дзецца достал свою старую охотничью куртку и отдал ее Карузо, чтобы тот по пути не застудил горло. Возможно, Карузо никогда бы и не вспомнил об этом эпизоде, если бы в 1913 году во время выступлений в лондонском театре «Ковент-Гарден» он не получил письмо от барона Дзеццы. В нем говорилось: «Если Вы — тот самый Энрико Карузо, который более двадцати лет назад пел на церковном празднике в Майори, то я хотел бы поинтересоваться, почему Вы не вернули мне куртку, которую я Вам одолжил? Если это были Вы, то я просил бы Вас вернуть взятое».
56
Карузо Д. Энрико Карузо: его жизнь и смерть // Энрико Карузо на сцене и в жизни. М.: Аграф, 2002. С. 194.