Больше всего хлопот биографам Карузо доставляет самый драматичный из его жизненных сюжетов — сложнейшие взаимоотношения с сестрами Адой и Риной Джакетти. Тот факт, что Ада, гражданская жена Энрико, мать четырех его сыновей (двое умерли, едва родившись), оставив детей, роскошную на первый взгляд жизнь, сбежала от него с любовником-шофером в тот момент, когда Карузо был уже признан самым значительным тенором своей эпохи — скрыть, разумеется, было нельзя. Это событие получило скандальную огласку. Сперва сам Карузо, а вслед за ним и его биографы списали случившееся на «развратность» и «неблагодарность» многолетней спутницы певца.
Куда сложнее было как-то объяснить другой факт: расставшись с Адой, Энрико начал жить… с ее сестрой Риной! Можно лишь посочувствовать мемуаристам, которые решались-таки затронуть эту деликатную тему — им приходилось выдумывать натянутые и крайне сомнительные, с точки зрения здравого смысла, мотивировки.
Проще всего было признать за правду версию сопрано Френсис Альды, которая в книге с выразительным названием «Мужчины, женщины и тенора» писала, что отношения с Риной у Карузо возникли из желания «отомстить Аде за предательство»[21]. Правда, певица забыла добавить, что эта «месть» длилась более семи лет: Рина, по сути, стала второй по счету «гражданской женой» Энрико[22].
В действительности ситуация была прямо противоположной той, какую описывает Альда: Ада Джакетти решилась на столь отчаянный шаг — порвать с любимым человеком, детьми, налаженным бытовым укладом, комфортом, богатством — только тогда, когда поняла, что у Энрико и ее сестры Рины установились близкие отношения и они не собираются их прекращать. Именно это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения несчастной женщины. Правда, были у нее и другие причины для бегства…
Обо всем этом Альда, разумеется, знала и в своей книге воспоминаний откровенно лукавила. Будучи женой директора «Метрополитен-оперы» Джулио Гатти-Казаццы, одного из ближайших доверенных лиц Карузо, она в числе немногих была посвящена во все перипетии личной жизни «короля теноров» — и в эту ситуацию, и в другие, которые от общественности скрывались самым тщательнейшим образом.
Может возникнуть вопрос: а стоит ли подобные факты «открывать»? Не правильнее было бы ограничиться вниманием к одной «художественной» стороне жизни великого певца? И не достаточно ли для понимания его искусства изучения лишь его творческого облика?
Ответ мне представляется однозначным. Огромные и бесспорные достижения Карузо в области пения и исполнительства — это результат, достигнутый конкретным человеком — яркой и крайне противоречивой личностью. Это результат одновременно силы и слабости, взлетов и падений, сложной комбинации «возвышенного и земного». Тот «иконописный» слащаво-сентиментальный тип, который утвердился в массовом сознании под именем «Великий Карузо», не смог бы достичь и сотой доли того, что удалось вполне реальному и отнюдь не «идеальному» во многих отношениях человеку — Энрико Карузо. А человека этого нельзя представить без всего того, что остается вне «огней рампы» — без привычек и пристрастий, без взаимоотношений с друзьями и недругами, без «быта» и без женщин, с которыми он был связан. Только увидев, каким Карузо на самом деле был «на сцене и в жизни», возможно понять как истоки его таланта, так и то, что именно позволило ему достичь результатов, к каким ни до, ни после даже не приближался ни один из оперных певцов.
Осмыслить, почувствовать личность, соприкоснуться с ней — значит отдать максимальную дань уважения замечательному человеку. И это ничуть не менее важно, нежели установка бронзовых монументов, являющих героя в одной лишь «возвышенной» ипостаси. Сохранилась интересная фотография: Карузо стоит у собственного, не завершенного скульптором бюста и уверенным бесцеремонным движением наносит «мазок». На его лице сияет насмешливая улыбка. Вот таким он и был в жизни — способным посмотреть на себя не как на «Великого Карузо», а как на вполне земного человека. Его многочисленные автошаржи — тому наглядное подтверждение.
Впервые освобожденным от «глянца» образ «короля теноров» предстал в вышедшей в 1990 году книге «Энрико Карузо, мой отец и моя семья», подготовленной сыном певца, Энрико Карузо-младшим. У книги оказалась крайне непростая судьба. По сути, она создавалась более пятидесяти лет. С конца 1930-х годов оба сына Карузо от Ады Джакетти — Родольфо (с легкой руки отца за ним закрепилось прозвище «Фофо») и Энрико («Мимми») собирали и обрабатывали все материалы, связанные с историей их семьи, беседовали с друзьями и коллегами отца, рылись в архивах, записывали собственные воспоминания, при этом младший брат переводил на английский язык рассказы старшего. Однако в 1951 году, когда книга была готова, издатели, которым Энрико Карузо-младший[23] предложил рукопись, категорически отказались ее печатать, мотивируя это тем, что тот реальный человек, который проступает из текста, «не соответствует» ожидаемому публикой образу, сложившемуся после выхода двух художественных фильмов о теноре, и подобное издание заранее обречено на неуспех. Рукопись осталась «в столе», и к дальнейшей работе над ней младший сын Карузо вернулся лишь в преклонные годы, пригласив в соавторы музыковеда Эндрю Фаркаша. К этому времени были изучены и позднее включены в книгу многочисленные архивные материалы, связанные с великим неаполитанцем, уточнены факты его биографии, вызывавшие ранее сомнение. В книгу вошли и не публиковавшиеся мемуары — в частности, пронзительные воспоминания старшего сына певца — Родольфо.
22
Правда, лишь на время ежегодных визитов Карузо в Италию. В отличие от Ады Джакетти, Рина ни разу не приезжала с Энрико в США и нигде за пределами родины ее не представляли как «миссис Карузо».