Под конец я почти кричала. Но, что удивительно – не плакала. Ни утром, когда узнала, ни в течение всего дня, пока работала. Я как будто запретила себе это. Слёзы. Они ничего не могли изменить. Поэтому – никаких рыданий, истерик и прочего. Только рациональный подход. Только разум.
– Дани, я… – в очередной раз попытался что-то сказать румын, и я снова не позволила ему:
– Нет. Уйди.
– Дани…
– Уходи, – повторила я, – Видеть тебя не хочу.
Смерив меня взглядом, в котором читалось так много всего, что я не могла разобрать весь этот водоворот эмоций, Далка, наконец, подчинился. Когда дверь за ним захлопнулась, я опустилась на пол. Как будто звук закрывшейся двери прорвал плотину, которую я выстроила вокруг своих эмоций, не давая им прорваться. Теперь же все ограды рухнули. И я разрыдалась. Сидя на полу, не пытаясь утереть слёзы, градом стекающие по лицу, я даже не стремилась понять, что именно я оплакивала – смерть Лолиты, очередные разрушенные отношения или сам факт того, что выгнала единственного, кого подпустила так близко и который так сильно ранил. Потому что знал, куда бить. Или, возможно, я оплакивала всё сразу.
Глава двадцать первая
Дани
Прошёл месяц. Непростой месяц. Полный журналистов, сторонних экологов. Полный проверок и разбирательств. Месяц, полный одиночества.
Нелу улетел. Он уехал в тот же вечер, как я выгнала его из кабинета. Об этом мне как бы между делом сообщил Алин. Да – он остался, исполняя роль заместителя Нелу. Как было положено по регламенту. Хотя, по лицу Лупея было видно, что он хотел быть рядом с другом. Но у нас тут хватало своих забот.
Наша небольшая экологическая катастрофа не прошла мимо СМИ. Кажется, я никогда не давала так много интервью и говорила по телефону столько, что к вечеру просто язык отваливался. Мне хотелось послать их всех, но Ал в достаточно твёрдой и почти жёсткой манере запретил это делать.
– Нам нечего скрывать, а если мы начнём утаивать информацию – это может вызвать вопросы, – отметил он в ответ на мои возмущения.
В этом он был прав, так что мне пришлось, сцепив зубы, общаться с журналистами. Чёртов Нелу Далка! Свалил в свою Румынию, а мне тут разгребай всё это.
Я…скучала по нему. Ненависть прошла и вместо неё пришли боль и сожаление. Я наговорила ему всякого. Конечно, я злилась и считала, что он виноват, но… Нелу сожалел. Он действительно не рассчитывал на подобный исход. И всё равно пытался меня поддержать. А я оттолкнула его. И теперь жила с последствиями.
Он запал мне в душу. Словно выжег на ней какое-то незримое клеймо. То самое, что заставляло меня ворочаться по ночам, потому что без него спать оказалось слишком неуютно. А днём – искать его глазами, хотя мозгом я понимала, что он сейчас слишком далеко от острова. Это было похоже на одержимость. Раньше я подобного не чувствовала, и от того я не знала, как с этим бороться.
Я всё ещё злилась на него. Не только из-за случившегося с Лолитой, но и из-за того, что он улетел. Да – я сама прогнала его, но лишь из кабинета! А он в итоге решил исчезнуть. Сработал на максимум, как всегда. Никаких полумер.
Было больно. Очень. Дни я заполняла бесконечной работой, словно пытаясь перевыполнить все нормативы. Строительство музея шло полным ходом, и поскольку Алин в этот вопрос вникал мало, я взяла всё под свой контроль. Это отнимало всё время, как и бесконечные рейды в залив. Но неизменно наступали они. Вечера. От которых не было спасения.
Я взяла за привычку плакать перед сном. Господи, я так много плакала. И уже сама не понимала, из-за чего лила слёзы. Просто тоска, что днём маячила где-то на задворках сознания, приходила, чтобы встать у руля. И я уступала. Плакала в подушку, чтобы утром, глядя на себя в зеркало, думать – как скоро глаза китайского пчеловода станут моими неизменными спутниками?
Джек видела, что со мной происходило, но тактично не лезла в это. Как и Алин. Странно – я была уверена, что он разозлится на то, что я так поступила с его другом, но блондин как будто набрался где-то понимания и мудрости. Взгляды, которые я порой ловила на себе, были сочувствующим, но никак не осуждающими.
Так вот. Прошёл месяц. Шумиха поутихла, журналисты от нас отстали. На какое-то время – точно. Отец, который даже ради такого дела прилетел на остров, сказал, что позаботится о том, что эта тема в прессе поступенно сошла на «нет». А уж ему то я точно доверяла.
Он провел со мной неделю и всё это время я не решалась задать один-единственный вопрос. Но, провожая отца в аэропорт, я всё же не удержалась.
– Пап, – позвала я его негромко.