Я растеряно уставился на телефон.
— Лех, позвони. Там идентификацию надо пройти для подтверждения, я за тебя это не сделаю.
Я покорно набрал номер и под контролем Виктора прошел целый квест, доказывая, что жив и телефонным номером пользоваться намерен. Доступ к связи открыли только через 15 минут. Увидев, что телефон заработал, Виктор собрался и ушел. А я листал переписки и с каждым новым сообщением ощущал, как нарастает ком у меня в горле.
Там за бортом была жизнь. Мои друзья, коллеги — разъехались по домам. Они встречались с родственниками. Они строили новую реальность, планировали будущее. А я — чем больше времени проведу в больнице, тем сильнее стану для всех просто прошлым. Воспоминанием. И виноват в этом только я. Ведь меня просили не делать глупостей! Но я не слушаюсь, да. И теперь кого винить в моем одиночестве?
Я долго не мог заставить себя открыть сообщения от Лео. Я просто не знал, как теперь с ней общаться. Меньше месяца назад я был успешным пилотом. У меня было все — профессия, будущее, здоровье. Я мог сложить к ее ногам все, что она только могла пожелать. Даже звезды. И, чтобы сделать это, просто ждал момента, когда нас выпустят в мир, чтобы оказаться у нее осознанным, а не вынужденным выбором. А что я могу предложить ей сейчас? Я засмеялся, хотя если быть честным, на смех это было мало похоже. Уютную больницу? Инвалида, едва освоившего самообслуживание? Лекарства по расписанию? И полное отсутствие каких бы то ни было перспектив.
Я сидел с телефоном наперевес. И физически ощущал, как текут минуты, норовя сложится в часы. Вечером, когда медицинский персонал разошелся, я наконец открыл сообщения от Лео. Каждое прочитанное слово отзывалось во мне настоящей физической болью, но я дочитал все до конца. Она писала каждый день, даже когда я был в коме. Рассказывала про Боровского. Про исследования. Про то, что у нее все получается не хуже, чем у меня. Про то, как их выпустили. Про Прованс. Про планы перебраться в Лондон, в институт Эванса. Она писала, что скучает по мне. Переживает за мое здоровье. Ждет моих ответов.
Я смотрел на свою неживую, упакованную в металл руку и задыхался от безысходности.
Утром Виктор нашел телефон в углу палаты, под креслом, разлетевшийся на куски.
— Выпал из рук, — соврал я. — Вить, а вы поняли, что со мной произошло?
— Пока есть только гипотеза, ребята будут ее еще проверять. Но подвела швабра. Возможно с предметами нельзя осуществлять эти переходы, не знаю.
— Ясно.
«В моей смерти прошу винить швабру». Я невесело усмехнулся, как мне показалось, незаметно для Виктора. Но он уже слишком хорошо меня знал, и от промелькнувшего в его взгляде сочувствия хотелось завыть.
Новый телефон Виктор принес мне вечером. Он еще потрудился и старательно перенес на него все данные с разбитой трубки, так что новый телефон мне жег руку не меньше, чем предыдущий. Поняв, что деваться некуда, после ухода доброго доктора, я написал Лео. Полторы строчки сообщения я писал несколько часов, добиваясь идеального, лишенного каких бы то ни было эмоций, текста.
«Привет. У меня все хорошо. Вместе с Виктором занимаемся рукой, пока ни на что другое нет времени.»
Почти мгновенно пришел ответ.
«Лех, я очень за тебя волнуюсь. И скучаю.»
«Со мной все будет хорошо. Удачи в пространственных исследованиях.»
Я сунул телефон в тумбочку. И лежал без сна, без мыслей, мне кажется даже без чувств до самого рассвета.
В ближайшую неделю меня ждала сложная процедура ввода наноагентов в кость руки. Обычно это занимает пару часов. Сначала вводят наноматериал, а потом аппаратом, похожим на трубу мрт, выставляют частицы на необходимые места по краям травмированной кости. Приживаются они быстро. У меня же все должно было быть намного сложнее из-за множественности травм и большого количества собранных штифтами осколков. Планировалось, что введение наноагентов будет длится несколько дней. Все это время мне предстояло провести в трубе, поэтому меня снова ввели в сон, в котором, если честно, мне хотелось остаться уже навсегда.
Но, несмотря на мои желания, сознание вернулось. И очнувшись, первое, что я увидел, это как метет снег за окном палаты.
— Все прошло хорошо, — ворвался в мое созерцание метели Виктор. — Все подсаженные нанчики встали на место. Будем смотреть за сращением, возможно через неделю-другую уже сможем снять часть фиксирующей конструкции. Сегодня еще полежи, а завтра снова начнем вставать.