В один из таких дней мое созерцание прервал звонок телефона. Это оказался Боровский.
— Здравствуйте, Алексей. Можете говорить? Мы сняли лабораторию в Санкт-Петербурге, но тут требуется ремонт и перепланировка, вы сможете приехать, обсудить проект?
— Когда? — я бросил взгляд на часы.
— Когда сможете? — Боровский был удивительно учтив, похоже с ним серьезно поработали.
Я рассеянно огляделся по сторонам, пытаясь понять где нахожусь. Был я на Гороховой улице. Кроме того, планировал где-то пообедать и хотелось сделать это до встречи с Ярославом.
— Через пару часов?
— Хорошо.
Боровский отключился, но я даже шага сделать не успел, как телефон зазвонил снова. Теперь это был Виктор.
— Привет, Лех. Я тебе организовал развлечения в НМИЦ Вредена. Сможешь быть у них сегодня часам к пяти? Примет врач Прокофьев, распишет тебе дальнейшую программу реабилитации.
— А сам ты не приедешь? — я снова посмотрел на часы, пытаясь понять, успеваю или нет.
— Так-то у меня своя работа есть, я же не могу быть твоей нянькой до конца жизни, — усмехнулся Виктор.
— Ладно. Кидай адрес и контакты. Ты собираешься в Лондон?
— Да, — нехотя отозвался Виктор. — Ты бы тоже мог.
— Нет, — жёстче, чем хотелось бы ответил я.
Что мне делать сейчас в Лондоне? Больше полугода прошло с момента, как я выпал из обоймы. За это время они наверняка шагнули далеко вперед. Они исследовали разрыв, учились им управлять, пока я учился управлять собственной рукой. Да кроме того, и страх перед экспериментами, которым я обзавелся после истории с бутылкой никак не сближал меня с Лондоном.
— Я отправил контакт Прокофьева, позвони вечером рассказать, как впечатления.
— Хорошо. На связи.
Лабораторию Боровский снял на самой окраине. Из дома мне будет удобно туда добираться, но сейчас пришлось покрутиться по городу. Такси брать не стал, воспользовался сначала автобусом, а после аутентичным питерским метро. Выйдя из подземки, прошелся пешком по индустриальному кварталу и зашел в чистенькое светлое здание. Внутри оно было без отделки: в бетоне со свободной планировкой. Боровский сидел на контейнере с грунтовкой и, размахивая руками в своей привычной экспрессивной манере, что-то задвигал рабочим. Заметил меня, свернул разговор, соскочил со своего насеста и пошел навстречу.
— Спасибо, что приехали, — при разговоре со мной он кардинально менял манеру поведения. — Посмотрим планы?
Боровский кивнул в сторону стоящего у окна передвижного стола, на котором были раскиданы бумажные чертежи. Я давно не видел такого архаичного подхода. С удивлением перебрал большие плотные листы, на которых от руки были качественно отчерчены предполагаемые помещения.
— Черчение снимает стресс, — внезапно сказал Боровский, указав на листы.
— Ты сам это нарисовал? — я снова пораженно уставился на бумагу.
— Начертил. Это чертежи, а не рисунки, Алексей Юрьевич.
— Можно просто Леша.
С чертежами мы провозились довольно долго. У Боровского был очень правильный педантичный подход. Он расписал всю лабораторную деятельность, рассчитал частотность использования оборудования, и каждое предложенное им помещение имело четкое обоснование своего существования и расположения. Боровский так логически точно отбивал все мои предложения, что меня охватил азарт. Хотелось найти хоть что-то, в чем он не прав. Но в этот раз меня настигла неудача — Ярослав все продумал.
— Я могу подтвердить руководству, что вы согласовали план лаборатории? — он упорно продолжал выкать и через раз звать меня по имени-отчеству. То, что я его каждый раз поправлял, пока не помогало.
Я милостиво разрешил все подтвердить и, глянув на часы, понял, что уже опаздываю в НМИЦ Вредена, на встречу к Прокофьеву.
Мне требовалось отделение медицинской реабилитации. Оказалось — это один из самых больших корпусов внутри больничного комплекса. Вдоль всего его фасада тянулся длинный бассейн. Стеклянные стены позволяли разглядеть дорожки и отдельные зоны с разной глубиной для лечебных занятий. Вход в само здание оказался в торце, так что, пока я его искал, бассейн успел разглядеть полностью.
Кабинет Прокофьева располагался на втором этаже, но самого доктора там не было. Я нашел его рядом, в тренажерном зале, где он гонял тщедушного паренька. Доктор оказался дородным крупным мужчиной. На вид ему было лет около сорока. Сразу как я представился, он с профессиональным интересом перевел взгляд на мою руку и без всякого вступления велел: