— Ну-ка, покажите, что там у вас. Сами сначала покрутите, как можете.
Я выжал из руки все, что смог.
— Да, не густо, — доктор ухватил мою конечность своими лапищами и покрутил сильнее, от чего у меня в буквальном смысле слезы выступили на глазах. — И в пальцах ничего не держится? Возьмите бумажку.
Он сунул мне в руку какой-то листок, который вытащил из кармана. Листок ни секунды не задержался в руке и печально опустился на пол.
— Наноагентов нет? — Прокофьев внимательно смотрел мне в глаза.
Я покачал головой, и он внезапно воодушевленно потер руки.
— Круто! Виктор сказал, нужна только реабилитация? Вы же понимаете, что вернуть полную работоспособность руке только консервативным лечением после такой травмы нельзя?
Я растерялся.
— А что, можно еще что-то сделать?
— Ну да, можем посмотреть, какие участки совсем не рабочие, я так вижу, с суставами явная проблема. И в несколько операций заменить их искусственными компонентами. Можно вырастить кусочки тканей и трансплантировать их в места, где это возможно, а в остальных оставить металлические элементы.
Странно, что Виктор мне про такую возможность ничего не говорил.
— Как долго может продлиться операционный период и восстановление после него?
— Я бы годик заложил. Но зато через год у вас будет абсолютно работоспособная рука, — Прокофьев спрятал свои лапищи за спину. — Пока составить программу реабилитации?
— Давайте.
В любом случае до принятия каких-либо решений нужно обсудить все с Виктором.
Предложенная Прокофьевым программа была намного интенсивнее цитошной и я понял, что в реабилитационном центре проведу немало времени.
Вечером, как и договаривались, я позвонил Виктору и спросил про операции. В трубке повисла тишина, которая явно ничего хорошего не предвещала. После чего Виктор вообще сбросил звонок и перезвонил на коммуникатор.
— Это что такое? — я активировал устройство и уставился на него. Выглядел он смущенным и виноватым.
— Лёх, давай не будем торопиться с трансплантологией.
— Та-ак…
— Ты же понимаешь, что с учетом швабры и ситуации с водой, любая трансплантология почти наверняка означает для тебя невозможность пространственных переходов?
Я смотрел на него, пока совершенно не понимая, к чему он ведет.
— Давай позанимаемся реабилитацией, достанем штифты…
— Постой, — я перебил его, до меня начало доходить. — С помощью операций можно вернуть работоспособность руке, но мы этого не делаем?
Виктор молчал.
— Я правильно тебя понял? — я повысил голос. — Я живу сейчас практически инвалидом, и мы ничего не делаем, потому что иначе не будет пространственных переходов?
— Лёх, у тебя лучше всех получались эти переходы. Тебе НРАВИЛОСЬ ими заниматься. Ты правда хочешь лишить себя всего этого?
— Вить, да твою мать, — я почувствовал, что меня трясет.
— Давай ты успокоишься и хорошо подумаешь. Реабилитация, если на нее не забивать, даст очень неплохой результат и позволит вернуться к экспериментам. Трансплантология, считай, вернет руку, но про эксперименты тогда придется забыть.
— Кстати, а когда ты собирался мне рассказать, что есть вариант с трансплантологией? — я нервно сжимал кулак на здоровой руке. — Реабилитация — это постоянная боль в течение долгого времени, которая все равно не даст желаемого результата, а трансплантология — это в несколько итераций с обезболивающими возврат полной работоспособности руки? И я должен выбрать реабилитацию? Вить, да пошел ты, — я сбросил звонок.
Коммуникатор дал о себе знать снова, но я снял браслет и швырнул его на стол. Зазвонил телефон. Я неловко выловил его из кармана и отправил туда же. После вышел на балкон и закурил, пытаясь унять нервную дрожь.
Глава 3
Виктор продолжал звонить и на следующий день, но я упорно не отвечал на вызовы. Не то, чтобы я полез в бутылку. Вспышка раздражения прошла так же быстро, как и началась, пока я цедил на балконе сигареты. Но мне требовалось время, чтобы переварить всю информацию и определиться наконец с дальнейшими планами. Я категорически не хотел, чтобы кто-то другой решал за меня, что лучше, а что хуже. Не сдались мне рассуждения о том, как я любил переходы. А Виктор не остановится, очевидно же, что он будет уверенно настаивать на своем.
Просто шататься по городу больше не хотелось. Пропало все настроение созерцать окружающий мир. В голову лезли всякие мысли, которые я пока старательно отгонял. Пусть улягутся на уровне подсознания, а позже я обязательно все обдумаю, но не сейчас.