Мы все четверо, разомлевшие после пляжа и горячего душа, потягивали изъятое из холодильника вино.
— Ка-тя-а! — снова донеслось с моря.
Все бросились на балкон.
К берегу шла яхта. Белая яичная скорлупка с гребешком красных парусов. Слегка покачиваясь, она как бы ступала по воде, шла по морю, как посуху, отчего и вода казалась твердым блестящим куском исступленно-яркой бирюзы. Да, такого цвета воды я не видела ни в одном море.
Алый отсвет парусов, пронзенных светом, ложился на воду, растекался пятнами крови какого-то огромного морского животного. Склоняя нос, яхта подлизывала распластанную кровь, бессильная дочиста вылизать море. Позади два холмика далеких островов почтительным эскортом сопровождали яхту, чем подчеркивалась торжественность хода.
На какой-то миг меня обожгло чувство уже виденного однажды: судно явилось в алом оперении парусов.
Но я не могла вспомнить, откуда пришло видение. И эта невозможность ухватить его памятью делала пришествие яхты еще более загадочным.
На яхте в полный рост стоял человек. Он был одет во все белое, и даже издалека было видно, что это не обычное яхтсменское спортивное обмундирование, а некий наземный костюм. Что за костюм — не разобрать. Но в этом фантастическом антураже костюм представлялся одеждами. Не одеждой, а одеждами.
— Ка-тя-а! — закричал человек и помахал рукой.
От яхты до берега было еще метров двести. Человек нагнулся, повозился у борта и выбросил в море какой-то тяжелый предмет: на месте падения взорвались брызги. Видимо, бросил якорь. Потом он снова вышел на нос яхты, выпрямился во весь рост, и, как был, в одежде, нырнул в море.
Минуту-другую его не было видно, и все мы дернулись в напряженном волнении. Все, кроме Кати. Она беспечно взирала на происходящее. Якобы видела такое каждый день.
Но вот обрисовалась фигура плывущего. Голубоватое от цвета воды тело мощно шло к берегу, раздвигая руками какие-то неведомые подводные препятствия.
Человек вынырнул, в несколько махов достиг берега, по-собачьи отряхиваясь, рассыпая брызги, и двинулся к нашему дому.
Все вглядывались, пытаясь узнать его. Но, видимо, никому не был знаком чудаковатый пловец в белом облипающем костюме, с гривой длинных черных волос.
Когда он остановился под балконом, Катя равнодушно, опять-таки будто не ждала ничего иного, сказала:
— Да это же господин Захариадис.
Теперь узнала и я. Ага, это отсутствие резинки, стягивающей прежде его волосы, помешало сразу распознать прибывшего.
Узнал и Мемос:
— Привет, Антонис, заходи.
Он поднялся и, не здороваясь ни с кем, обратился к Кате:
— Узнала меня?
— Конечно, дело привычное, — невозмутимо ответила она.
Все мы засмеялись. Мы с Мемосом приветственно, Панайотис несколько напряженно. Захариадис продолжал не замечать нас.
— Я пришел к тебе из легенды, — голосом оракула сказал он Кате.
— Какой еще легенды? — Катя скучающе посмотрела на него.
— Из русской легенды. Так приходил к возлюбленной знаменитый русский революционер. Вместо паруса он натянул красное знамя, помнишь?
— Нет такой легенды, — Катя не принимала игру.
Захариадис несколько стушевался.
— Но мне рассказывал ее русский яхтсмен. В России все знают эту легенду. Правда, госпожа Троицкая? — он, видимо, меня опознал.
И тут Катя разразилась хохотом:
— О, господи! Этот придурок сварил похлебку из Грина с Буденным! — бросила она мне по-русски и продолжала хохотать.
Тут я вспомнила судно в алом оперении парусов и красное пятно крови, расплывшееся по воде. Гриновским «Секретом» явился мне китобоец во время охоты на китов в Охотском море.
Мне стало обидно за Захариадиса, за его неоцененную Катей затею и я тоже по-русски сказала ей строго:
— Уж молчала бы, знаток! Буденного на корабль усадила. Конника-то.
Она отмахнулась:
— А, один черт. Скажи спасибо, что вообще помню твоих красных командиров.
Русская перебранка была тут ни к чему, Мемос, почувствовав это, сказал Антонису:
— Между прочим, здравствуй, — он обнял его и беззлобно выругался, — черт тебя дери, вымочил всего.
— Здравствуйте, господин Захариадис, — вежливо сказал Панайотис. — Выпить хотите?
Тот помотал мокрой гривой:
— Нет. Предлагаю всем морское путешествие. Моя большая яхта стоит в порту. — Он был явно разочарован, что его выдумка с алыми парусами не произвела на Катю должного впечатления. Она только спросила:
— Где вы красные паруса раздобыли?
— Если хочется… — многозначительно начал Антонис, но Панайотис заключил как бы наивно: