— Он красивый — Боб Тейлор?
— Неистово красивый. Красивее Цудероса.
— Ну и пусть. А я не признаю девчонок с такими ограниченными интересами.
— Я же говорю — вам с Марией будет неинтересно.
— А что интересно вам?
— Скучные материи. Разные скучные материи. Например, политическая литература. Мы с Цудеросом читаем Маркса. Мы даже на остров брали с собой «Капитал». Вы слышали, вероятно, про такую книжку?
— Вероятно, все ваши знакомые девочки вроде Марии. Как это можно про «Капитал» спрашивать — «слышали»?
— Я не разговариваю с девочками о «Капитале». И с вами не буду, и не изображайте из себя, пожалуйста, искушенного политика. Это неженственно.
— А я и не стремлюсь быть женственной. Я всегда жалею, что я не мальчик.
— А это заурядно. Не демонстрируйте свою заурядность. Я хочу думать, что вы особенная.
— Ну и думайте. Для плодотворных размышлений оставляю вас в одиночестве. Пока.
— Позлитесь еще, позлитесь. Вы прекрасно сердитесь. «Гнев, о богиня, воспой…»
Тут из-за угла вышел Генка и закричал:
— Вот чертов грек! Я встретил его на бульваре и послал за тобой. Сказал, где школа, чтобы он поторопил тебя. А вы прохлаждаетесь!
Генка прокричал это по-русски, но тут же перешел на английский, обращенный к Мемосу:
— Сэр, вы довольно странно поняли мое предложение поторопить мадам.
— Школа оказалась очень далеко, за тридцать лет пути, — сказал Мемос и добавил уже мне: — Завтра у нас в гимназии литературный вечер, наш класс показывает отрывки из «Антигоны». Георгис Каратоглу, преподаватель литературы, поставил. Можно привести гостей. Вы пойдете?
— Если не будете злить меня.
— Я зайду за вами.
— О! — вскинул брови Генка. — Персонажи заговорили на языке подпольной явки.
— Да, да… — Мемос похлопал его по плечу.
Я спросила:
— А где находится ваша гимназия?
— Ерунда, совсем близко. Надо идти по Бубулинас, там скверик такой с чугунной оградой, пройдешь — и третий переулок направо.
— Нет. Это далеко. Я сколько раз пробовала дойти до того района — немыслимо далеко.
Генка все-таки смекнул что к чему и слинял, послав нам вслед воздушный поцелуй.
— Пошли, — сказал Мемос. Как в тот раз, когда мы впервые шли вдвоем по Москве, занесенный тополиным пухом, и Бурик рвался с поводка.
— Куда на этот раз? — спросила я, стараясь удержать в голосе щегольскую независимость. — На Арбат или на Бубулинас? Но ведь я сказала, что до Бубулинас ужас как далеко.
— Ничего подобного. Вон с того бульвара виден их перекресток.
С бульвара, с площади, с задворок, с огородов, от черта на куличках — какое это имело значение? Он шел рядом. Остальное — подробности. Или, вообще, без подробностей.
На бульваре мы сели на скамейку. Мимо нас двигались редкие прохожие, какой-то алкаш уверял кореша, что «на красненькую — хватит», дама в соломенной шляпе образца 30-х годов спешила, то и дело прикасалась к полям шляпки, точно проверяя, не сдуло ли с них вискозные васильки; расхристанная старуха пихала в неподатливого отпрыска пухлый бутерброд и причитала: «Ешь, ешь, чтоб ты сдох, какой ты худой».
Нельзя сказать, чтобы все они не отмечались моим сознанием. Но, даже издающие звуки, они казались безмолвными рыбами, проплывающими мимо меня в каком-то аквариуме.
Да что же это за напасть такая! Нельзя же превращаться в дебилку, только оттого, что Мемос сидит рядом!
Нужно было что-то произносить и я попыталась:
— Потрясающая идейность: в нежном возрасте читать «Капитал»!
— А, ерунда… Я и не понял в нем ни черта. Я любил другие книги. Тогда я еще читал книги.
— Что за книги? — Слава Богу, хоть нашли тему.
— О, замечательные книги! Старые романы, вроде «Рукописи, найденной в Сарагоссе» или «Мельмота скитальца».
Читала, читала я эти книги. Вернее, листала перед экзаменами. Оттого это былое «скорочтение» и не подбрасывало сейчас в голову ничегошеньки.
Мемос мне помог, не стал допытываться, что я думаю на сей счет:
— Знаешь, что самое замечательное в этих старых романах? Конструкция. Похоже на ваши «матрешки».
Ага. Кто-то уже вручил ему неотвратимый русский сувенир.
— Это — здорово. В один сюжет упаковано несколько других, даже не имеющих отношения к основному повествованию.
Меньше всего я ждала от Мемоса подобных литературоведческих экзерсисов. Вот так Мемос, вот так узник…
— Когда-нибудь напиши такой роман, — сказал он.