- Шурик Савко…, - задумчиво произнесла Светлана, - конечно помню. - И подумала: "Все правильно. Кит с Шуриком служили вместе.
Потому и песни те же самые". - Серега!
- Ой?..
- А такую песню ты не знаешь? - Светлана не пропела, а просто прочитала несколько слов своей любимой песни, как строчку стихотворения: - "Студенточка, вечерняя заря…". Она наша, студенческая.
Кабиров озадаченно уставился в потолок, пожал плечами:
- Что-то не припомню. Вот если бы ты спела, и я бы услышал мелодию…
- Я не пою. К сожалению… Ну, ладно, Серега, пора нам. Пойдем мы. Ты не обидишься, если мы с Егором прямо сейчас домой уйдем?
Собственно…, - Светлана взглянула на часы и подумала о том, что новогоднее поздравление Киту она собиралась отправить к полыноградским двенадцати часам ночи, к полыноградскому Новому году,
- времени уже много, скоро пять. Пора вообще-то и честь знать.
- Время здесь ни при чем. Думаю, что как минимум часа четыре мы еще потусуемся. Но я не обижусь, что вы уходите. Я ж понимаю,
Светка. Устала ты. Пашешь как папа Карло каждый день. Усталость накапливается. День ото дня. А организму требуется релаксация.
- Ты во всем прав, - грустно сказала Светлана, - только слегка оговорился. Надо было сказать: как мама.
- Что? - не понял Сергей.
- Как мама Карло, - уточнила Светлана. - Ладно, пошли мы. Не провожай. Мы по-английски. Спасибо тебе за приятный вечер. То есть, за приятный вечер и не менее приятную ночь. И за "Милые глаза".
…Егор безмятежно спал, похрапывал.
Светлана выбралась из-под одеяла и тихо вышла из спальни. Ноги сами понесли ее к компьютеру.
В ящике было несколько писем. Наверное, ответы от друзей, поздравления с Новым годом, подумала она. Так и есть. Наташка
Зимина, Вебер, Сережка Кторов, Оля Макарова…
Кит! Целых два письма. Одно короткое в один килобайт, второе большое.
Короткое было отправлено накануне в час, когда она была у Сереги
Кабирова.
"Касатка!
Поздравляю тебя и твою семью с Новым годом!
Желаю всего самого наилучшего. Желаю, чтобы сбылись все твои мечты, и чтобы успех сопутствовал тебе во всем. Я искренне желаю, чтобы у тебя все было хорошо.
Кит"
Касатка с нетерпением открыла второе письмо.
"Здравствуй, Касатка!"
К письму был прикреплен файл. Он назывался… Он странно назывался: "Без названия"
"Здравствуй, Касатка!
Хочу что-то сказать… Только не падай в обморок и не выбегай опрометью из комнаты в уединенное место, чтобы заплакать.
Я люблю тебя, Касатка!
Говорю эти слова не для того, чтобы ты их наконец-то услышала. Хоть от кого-нибудь. Хоть от такого беспросветного дурака, как я. Пишу я эти слова, потому что это правда. И еще потому, что хочу, чтоб ты знала, что где-то есть человек, который тебя любит.
Я не только ту восемнадцатилетнюю студенточку с серыми грустными глазами люблю, ее я никогда не забуду, она всегда будет в моих мыслях. Я люблю тебя сегодняшнюю. Люблю твои письма.
Печаль и боль, которая в них. Я люблю без надежды на что-то большее, без намерения стремиться к этому большему и желания менять что-либо в своей и твоей жизни. Я люблю тебя, как любят Данаю и Джоконду, как любят Наташу Ростову и Татьяну Ларину. Человеку в жизни нужна любовь. Теперь я это понял. Я это знаю! И… я ее нашел. Теперь думаю, что любил тебя все это время. Прости за ту любовь, которой не было и прими эту, такую странную, виртуальную, но искреннею и нежную. Мне ничего не нужно взамен. Я просто хочу, чтобы ты знала… (повторяюсь). Можешь на это письмо вообще не отвечать.
Можешь уничтожить его прочтя. Так и сделай. Просто знай и все.
Но не отвечать разрешаю только на это письмо. Если что-то тебе не понравится в нем, пиши, словно его ты не получила. Пиши обо всем. Я жду от тебя писем. Жду каждый день.
Я люблю тебя!
Кит"
Прочитав письмо до конца, Касатка прикрыла глаза. Она почувствовала, что по щекам бегут быстрые слезы.
- Этого не может быть, - прошептала она; слезинка затекла в рот, она была соленой, она была почти горькой, - это не обо мне. Может, я все еще сплю?..
21.
Кит не отходил от компьютера. Он ждал.
Это ожидание было томительным. Нет, пожалуй, определение
"томительное ожидание" было бы неполным. Или совсем неправильным.
Кит волновался, как юноша, впервые признавшийся в любви девушке. Но
Кит не был юношей, он был взрослым - да что там взрослым! - он был практически пожилым, во всяком случае - достаточно пожившим на свете и все испытавшим. Все, кроме любви. И это было действительно впервые. С ним, с Никитой Латышевым это было впервые - он впервые признавался в любви, он впервые любил. Никогда и никому он не говорил этих слов, этих простых трех слов: я тебя люблю.
И еще…, Кит боялся.
Чего? Оказаться отвергнутым? Боялся получения мягкого деликатного письма? В котором Касатка напишет примерно следующее:
"Дорогой Кит. Спасибо за твои слова, за то, что признался мне в любви. Я верю тому, что ты действительно влюблен в меня и очень рада этому обстоятельству, но, понимаешь, мы с тобой уже далеко не юны…"