— Замок — это прекрасно! — Сказал Истомин. — Но он нас не спасёт. Вылезти в окна, минутное дело. И, кстати — вам меня можно называть дядя Саша. А вас как величают?
— Меня — Володя, а его — Казтуган.
— Вот и познакомились! Только почему наш юный друг молчит? Или рождённый судьёй так думает? Что ж, хорошее качество для несущего справедливость!
— Ой и правда, Илларион Тихонович говорил что имя Казтуган переводится как «рождённый судьёй», — опять затараторил Володя. — Просто я чаще говорю. Он же — всё больше помалкивает. Мы привыкли уже…
Оба мальчика заулыбались.
— Дядя Саша, а почему вы про рыбалку и лицензию спросили, мы же все на берегу, а не в море были?
— А потому, Володя, что моя задача была — удивить, и, даже, ошарашить, и показать им, что право ходить ЗДЕСЬ с оружием теперь только у тех, кто Закон соблюдает. Они из таких? Нет! А я — при исполнении. Чувствуете разницу? Вот! И, давайте, ребята, прибавим-ка ходу! У нас и вправду — впереди куча дел…
Поднявшись в дом и найдя своего учителя, где и ожидали, мальчишки наперебой затараторили.
— Ой, Илларион Тихонович, да вы не знаете!
— Чего сейчас было!!…
А вот Александру профессор не понравился. Всё ещё слишком бледный. Ребятам улыбается, а сам кривится. Значит и его боль ещё никуда не ушла. Начал отвечать — а у самого холодный пот на лице. И говорит через силу…
— Ээ, братцы-новобранцы, нашему Аксакалу совсем не весело! Давайте-ка займитесь кухней, а я тут…
— Да, ребят, вы же ещё не завтракали? Соберите на стол, и гостя попотчуем. Он вряд ли где такую кашу ел. У нас Полба, знаете ли!
— Что, настоящая полба⁈ Та самая? Из сказки про Балду?
— Да-а!
— Правда, здорово⁈ Илларион Тихонович её вкусно варит! Попробуйте.
— На поле росла другая пшеница. А вот в амбаре мы нашли несколько мешков «Двузорянки». Латинское название — «Triticum dicoccum»…
— Профессор, это всё очень интересно, но…
— Да-да, конечно же — я снова отвлёкся. Рассказывайте, как вы намерены действовать дальше? Вы уже составили план?
— А что тут мудрить? Уходить надо! «Хозяева» подобного обращения не спустят! Кабы у нас была рота от «Дяди Васи», можно б было потягаться. А так, не потяну.
Поэтому мой план прост. Как прибыл сюда — так и уйдём. У меня на берегу яхта, знаете ли… — Александр постарался передразнить профессора, с его любимо фразочкой, и, по-видимому, неплохо получилось, потому что все заулыбались.
— Оо-у, если есть такая великолепная возможность, нужно воспользоваться. Конечно, уходите! И ребяток моих увозите!
— Илларион Тихонович! Да что вы такое говорите! — закричал Володя.
— Мугалим-Учитель, даже не думайте…
— Тише, ребята! Никого из своих мы не оставим! Речи о том нет! Пойдём в море, все вместе! Всё, Профессор, решено! Лучше скажите, где у вас аптечка? Чем помочь?
— НЕТ ЗДЕСЬ АПТЕЧКИ! Нет! — Учёный сорвался на крик. — А помочь… Хрен его знает! Ой, простите. Мальчики, не берите в голову, всё в порядке. Скоро всё будет хорошо…
Ребята нехотя стали возится у печи. А Шафранов, покосившись на них, тихо сказал Александру:
— Никогда так не болело…
Истомин сжал его предплечье. Повернулся к пацанятам, и скомандовал:
— Мальчиши-Кибальчиши! С завтраком возится некогда. Пожуйте чего-нибудь и за дело. Задача — собрать всё самое ценное, и к берегу. Предупреждаю — тяжести самим не таскать, звать меня! Не забыли? Окна в сарае. Рано или поздно «плохиши» выберутся. Профессор, командуйте!
Примерно за час всё и вся перетащили на берег. Александр предлагал отнести профессора на руках. Но тот резко воспротивился.
— Что я — дама? Нет-нет — на руках носить будете женщин! А я уж как-нибудь…
Но у него никак не получилось — он оказался откровенно слаб даже для такого малого марш-броска. Илларион Тихоновича перевезли на тачке — как отдельный ценный груз. На коленях он вёз плиту.
— Это чего такое? — Заинтересовался Истомин.
— Потом-потом — сейчас не до того! — отговорился учёный.
Профессор, конечно, хотел бы и мельницу утащить, но не получилось — домкрата не нашлось.
Александр же всё делил на десять! То есть, брал десятую часть из намеченной поклажи. Например:
— Там ещё восемь мешков полбы!
— Возьмём один!
— Урожайную пшеницу надо! Хлеб печь…
— Илларион Тихонович, печка здесь остаётся. На чём печь-то⁈ — Удивился Володя.