– Что за морок? – Я замерла, глядя на полянку. А там еще и поздняя ягода, брусника, алеет, созревшая, спелая, соками налитая – капля крови на зеленом шелке… Кустарник оплетает часть поляны, длинные побеги его вьются по пням и корням деревьев, а из узорчатой паутины листьев кое-где лютики торчат, травянистой ветреницей в моей деревне прозванные за то, что лепесточки их нежные очень, при малейшем дуновении ветра в пляс пускаются, трепещут в такт порывам.
Но как они рядом с брусникой расти могут? Небывальщина это! Да и цветет ветреница очень рано, деревья в это время еще не успевают распустить листочки, а хитрый цветок греет лепестки на ярком весеннем солнце. Скоро лиственницы зазеленеют, тень дадут, а лютики не любят ее, оттого и побеги разбрасывают все дальше – в поисках полянок солнечных.
Когда ландыши цветут, ветреница уже засыпает, темно ей становится, ложится она на землю и желтеет потихоньку. К лету и следа не найти от лютиков по лесу. А тут – диво какое – в тени растет, да еще и не в свое время. Хотя как понять, какое время в этом лесу? Вот светелка лесная цветет, а ее пора – середина лета, похожа она на ландыш своими жемчужинками перламутровыми. А вот бессмертник, что ближе к осени желтым ковром поляны покрывает. К тому же и цветет он среди сосняка, на сухой земле, недаром песчаным называется, а здесь смешанный лес – и березы, и грабы, и дубы попадаются. Среди них ели темнеют разлапистые.
Диво дивное, что все так смешалось.
Пока я так стояла, ландыш осыпался, поползли побеги по траве, и ко мне они протянулись, но тоже трухой на землю легли, не добрались. Наверное, и хорошо – не хватало в зеленой сети травянистой запутаться, кто знает, что здесь за нрав у растений? Уволокут еще в какую нору али подземье, вовек не выберусь.
– А ты меньше глазей на диковинки, так, может, и вернешься в Явь. – Куколка обернулась, гневно глянув на меня. – Здесь все так – рядом с зимою лето ходит, шагнешь в сторону, еще и снег можно увидать.
– Как я попала сюда? – повторила я свой вопрос, поспешив вслед за куколкой.
Она хмыкнула недовольно:
– Обычно хозяйка моя так волшебников проверяет, тех, кто возмечтал науку проходить под ее крылом. Ежели б не прыгнула ты за мной в зеркало, ежели б испугалась – в тот же миг вылетела бы из терема школы чародейской. И дорогу бы назад забыла. А ты смелая оказалась. Хотя по виду так и не скажешь – костями гремишь, бледная, хиленькая. Да только мы с хозяйкой знаем – сила – она не только в теле дородном да мышцах каменных, сила – она в сердце, в душе. Только внутренней своей силой не все могут управлять – вот как ты. Для того и создала Василиса недавно новую чудесинку при школе, для обучения светлому волшебству и целительству – раньше-то таких, как ты, ворожей, особо не учили, ведьмы сами силу передавали, и самоучками были знахарки… но все то пустые балачки, коли примут в науку, сама все и узнаешь. Мое дело – тебя в хоромы вернуть Василисины. Может, и не определят тебя к светлым? Кто знает?.. Ты навьей тропой пройдешь, покажешь себя, справишься с мороком, так и к Кащею можешь отправляться, у царя навьего сейчас недобор, а он и так в наставники идти едва согласился…
Я больше куклу не спрашивала ни о чем, да и не до того стало – идти все тяжелее было, то корни из земли взметывались, хлыстами били по тропе, норовили за ноги схватить, то паутина – толстая и крепкая, как скрученные меж собой шелковые нити, – не пускала вперед.
Но спутница моя все шептала что-то, видать, слова заговоренные. И падала кусками белесыми паутина, и, сворачиваясь, прятались под землю корни…
И снова брела я вслед за махонькой куколкой, боясь потерять ее из виду – что делать, если случится такое, боялась даже представить. Оставаться в этой чаще, пронизанной страхом и трепетом перед беззвездной навьей ночью, жуть как не хотелось, да и дышать вскоре тяжело стало – казалось, воздух пропитан горечью полыни и аира.
Но даже если бы спросила я себя, откуда степная трава посреди дикой чащи, не было бы на то ответа.
Вскорости болотный дух смрадный понесся по ветру, показалось, ряска где-то рядом зацвела или лилии водяные. Вскоре к болоту и вышли – кочки торчали из грязной воды, белели мелкие цветы, названия которых я не знала, в мире людей такие и не растут. Похожи на звездочки, упавшие с небес, с алыми прожилками – будто кровавыми росчерками помечены их лепестки. Повернулись головки цветов ко мне, а внутри их – глаза. Жутко стало, моторошно, а цветы смотрят на меня и словно бы примечают все, запоминают…
– Это Навь сама на тебя глядит… – сказала куколка, остановившись перед болотом. – Но рядом со мной не бойся, не утащит. Но я есть хочу, Аленушка. Иначе не дойдем. Напои-накорми меня…