– Не уйдёшь, – пророкотал боярин, бросаясь за ними вдогонку.
Городок подожгли с двух сторон: от ворот и от княжьего терема. Занялся он быстро, так что спустя пару часов выгорел почти целиком.
Ядрей с залитым кровью мечом шёл меж полыхающих домов. Повсюду сновали его ратники: волокли отнятое у местных добро, сдирали с девок одёжу, добивали раненых врагов.
– Может, напрасно мы град-то спалили, пермяк? – спросил он идущего рядом Арнаса. – Всё ж таки укрыться можно было в случае чего.
– Недобрый место, – оскалился зырянин. – Укрыться – нет. Место убивать.
– На ведунов, значит, напоролись?
– Так. Ловушка. Как на хозяин лес. – Зырянин сделал страшные глаза и выставил пальцы, изображая медведя.
Кругом летал пепел, рушились обгорелые кровли, носились клубы дыма, стоял неумолчный треск поленьев. Тут и там лежали мёртвые югорцы, валялось разное тряпьё, берестяные коробки, туески, осколки горшков. Где-то слышался отчаянный собачий лай, носились олени с обожжёнными боками, у чудом уцелевшего лабаза выл, хлопая красными глазами, мальчишка лет пяти.
– Знать, не напрасно о тебе молва идёт, что ты – кудесник, – сказал Ядрей, вытирая снегом меч. – Как распознал западню?
– Дым в горшки. Дурной. Человек дышать – быть глупый, – объяснил Арнас.
– То-то чую, у меня котелок не варит. Будто во сне хожу… – Ядрей с отвращением огляделся. – Уносить отсюда ноги пора, вот что. Скоро всё в золу обратится. – Он заметил пробегавшего невдалеке воя с мешком за плечами и крикнул ему: – Эй, православный! Где Буслай?
– А пёс его знает, – откликнулся тот, пожав плечами.
– Разошлись молодцы. Пора унять. – Воевода вытер пот со лба. Жар от полыхающих домов стоял ужасный. – А ну кончай грабёж! Всем идти к стану.
Рявкнул – и сам направился к распахнутым настежь воротам, заворачивая всех встречных.
На одном из перекрёстков возвышался потрескавшийся от старости идол. Чёрный, почти окаменевший за многие века, он взирал огромными слепыми бельмами на погибающий город и словно плакал от скорби. А внизу, благоговейно задрав голову, стоял попович Моислав, что-то беззвучно шептавший обветренными губами.
– Уходим, – толкнул его воевода. – Хорош таращиться.
Попович очнулся, повернул к нему голову, прищурился.
– Глянь, – показал он на идола. – Разве не жутко тебе, воевода? Он ведь, бог-то этот, всё видит: и как мы народ его губим, и как добро отнимаем, и как дома его палим. Хорошо ещё кумирню не тронули. Иначе несдобровать бы нам.
– Иди-иди, кликуша. Не каркай.
Моислав криво ухмыльнулся и направился вдоль горящих домов к воротам.
Уже приближаясь к частоколу, увидели купца Савку. Тот сидел на каком-то пеньке и, низко склоня голову, от души блевал. Рядом стоял товарищ его, Сбыслав Волосовиц и сочувственно похлопывал приятеля по спине.
– Никак, проняло? – усмехнулся воевода.
Савелий бросил на него измученный взгляд.
– Дыма надышался, – объяснил Сбыслав.
– Что ж ты за вой такой, коли дыма не выносишь? – укоризненно произнёс Ядрей.
– Да не этого, а там, у князька. Небось помнишь!
– Воскурений-то? – Ядрей покосился на Арнаса. – Выходит, прав ты был, пермяк. Коварный это город.
Подхватив под локти Савку, Арнас и Сбышек поволокли его прочь из городка. Воевода остался на месте, поджидая остальных. Со всех сторон к нему подходили ратники, разгоряченные, чумазые, в рваных кафтанах, под которыми проглядывали кольчуги; они тащили позвякивающие волокуши, гремели туго набитыми мошнами. Некоторые за руки и за ноги несли раненых и убитых товарищей. Потери, к счастью, были невелики – застигнутые врасплох югорцы не долго сопротивлялись. Вскоре у ворот появился Буслай – вожак ехал на нартах, подбоченясь, и зыркал вокруг надменным взором. Ядрей осклабился, раскинул руки, чтобы обнять ушкуйника.
– Славно ты сегодня бился, – сказал он. – Без тебя туго бы нам пришлось.
– Не меня благодари, а пермяка. Он тревогу поднял. – Сотник обернулся, с сожалением окидывая взором пылающий город. – Жаль, добра много сгорело. Только по верхам и прошлись.
– Ничего, в стольном граде разживёмся. Много наших-то погибло?
– Кто ж тебе сейчас скажет! Счесть бы надо.
С чувством хлопнув Буслая по спине, воевода вместе с ним вышел за утыканные стрелами ворота, по сторонам которых, венчая боковые столбы, зловеще скалились волчьи черепа. Ратники прерывистой цепочкой двигались к реке, таща за собой нарты с добром, захваченным у югорцев. Озарённые пожаром, они походили на грязных птиц, вперевалочку бредущих к водопою. Человеческие и оленьи тени скакали по снегу, то укорачиваясь, то удлиняясь, тьма шевелилась где-то на границе леса, ратники уходили в неё и мгновенно пропадали из глаз. Развороченные строения посада сквозили обнажёнными рёбрами балок, корячились стропилами, словно черти, вылезшие из пекла и мгновенно заледеневшие на ветру.