Когда идола Велеса поднимали – казалось не вервями, жилами собственными тянут люди его с земли – одна только Ягда на это смотреть не пришла. Родовит – тот на крышу хотя бы полез. А так все сошлись: кто не тянул, тот бревнами с трех сторон подпирал. А те, кто не подпирал, криками помогали:
– И ух, вон дух! И ух, за двух!
А кто и так помогать не хотел, старых своих богов опасаясь, всё равно тут стоял, на диво это глядел, гадал, выдержат ли, не порвутся ли верви. И втайне-то, может, всем сердцем желал: пусть не выдержат, пусть порвутся! Но только втайне, молчком. А ведь Жара и не было рядом. Утя работою руководил, всё прикинул, всё сам рассчитал – видно, хотел поскорее Уткою называться.
А только сел в свою ямищу каменный истукан, – хорошо, основательно сел – люди его со всех сторон еще немного землей прикопали, и уже озираться стали: где же все-таки Жар? – наверно, подумали, он сейчас на высоком склоне появится, может быть, даже и княжеским посохом им оттуда махнет… А такое на том берегу увидели вдруг, что и на ногах не все устояли. Первой Мамушка на колени упала, следом Удал, и кузнец Сила, и гончар Дар, и Калина, старший его внук, рядом с дедушкой опустился. А потом опомнились люди и через Сныпять вброд двинулись. Потому что идолы их богов, Перуна и Мокоши, горели на капище.
И Ягда – как же злилась она потом, что позволила, будто мотылька на огонь, приманить себя этим! – а только ноги сами ее из дома на капище понесли. Закричал Родовит на крыше – она и кинулась. Близко было бежать, раньше всех прибежала. А Жар, должно быть, и это предусмотрел. Ухватил ее за руку огромной своей ручищей:
– Вот! – сказал. – И прошли, сестренка, семь лет. Пора на свадьбу людей созывать.
Что было Ягде ответить? Первое, что нашлось:
– Без благословения отца не пойду!
Ухмыльнулся Жар:
– Этот-то? Этот благословит! А хочешь, к Велесу в топь на руках тебя отнесу! И Велес благословит! – И легко, как соломинку, ее на руки подхватил.
А люди, которые с того берега наконец до капища добежали, увидели догоравших своих богов, и снова многие на колени упали. А только Жар, должно быть, и это заранее угадал.
– Храни вас Велес, – сказал. – Так вы, что же, про нашу свадьбу уже все знаете?
Зарычала, забилась Ягда от бессильного гнева. А Жар ее только еще теснее прижал:
– Невесте положено перед свадьбой поплакать немного. Ну всё! Поднимайтесь с колен! Еще успеете нас поздравить!
И прочь большими шагами пошел и Ягду с собой унес. Заплакала Мамушка – громко заплакала, без боязни, – потому что увидела вдруг: вот так же точно и Велес княгиню Лиску в лес от нее уносил. И девочку, Ягодку свою, отбивать побежала. А Жар и сам ее на землю уже опустил. А Мамушке подбежавшей так сказал:
– Три дня вам на слезы. А там уже – свадьба!
Долго еще, дотемна, люди по пепелищу ходили. На угольки с тоскою смотрели, их к себе прижимали. Кто посмелее был, говорил:
– Накажи нас, Перун!
Лада так говорила. Удал говорил. И Яся. И гончар. И кузнец. Всех и не назовешь.
И Родовит – он на крыше дома стоял, и всё видел, и плакал без слез – тоже безмолвно кричал в небеса: «Мой бог! Сделай же что-нибудь!»
Время действий
1
Как будто снова у людей порядок слов изменился: не вы наши боги, а мы ваши люди. Мы – люди вот таких-то богов. И даже Жар – от кого всех меньше этого ждать приходилось – и тот смирением и трепетом переполнился. Но Жар, понятное дело, перед кем – перед отцом своим, Велесом. И почему – это тоже нетрудно понять. Кожей, нюхом своим звериным ощутил змий, лишь только идолов деревянных сжег, – как же он между людей одинок. Одна детвора голопузая целиком, потрохами была за него. Детвору он в поход повести обещал, земли дальние показать, богатств несметных в этих землях набрать… А взрослые то ли верили в его молочные реки, то ли из страха вид делали, будто верят.
Только луна взошла, полная, крупная, жирная, как улитка, облизнулся на небо Жар и в лес отправился, в топь дорогу искать. Не одну жаба окликнул – с десяток, не меньше – пока на нечисть Велесову напал. А уж та его к топи и привела в сизых сумерках.
Шум и грохот возле топи стоял. И земля неприятно под ногами ходила. Качались за топью вековые деревья и с гулом обрушивались. И эхо этот гул умножало. Оробел Жар. За толстый ствол ухватился. Позвал осторожно:
– Отец!
И тут уж гул с грохотом стал к нему приближаться. Велес это, оказывается, вокруг топи бродил. Телом застывшим, силою пробудившейся играл. Развел ручищами две черных ели до неба.
– Сынок! – закричал. – Я знал! Знал, что придешь!
Конечно, нечисть уже ему донесла про каменного истукана, и про свадьбу тоже весть на хвосте принесла. А только Жар еще теснее к стволу прижался:
– Отец, – сказал, – ненавидит она меня. Отец, что мне делать?!
– А ты не спеши! Ты к ногам ее землю всю положи, потом небо присовокупь! Сынок! Все только еще начинается!
– А люди? – с тоскою припомнил Жар. – И люди не любят. Совсем!
– Людей на недокорме держи! У них любовь либо от страха, либо от недокорма бывает! А чуть их прикормишь, чуть по шерстке погладишь, – вот тут у вас и начнется любовь!
– А-а, – кивнул Жар и снова про страшное вспомнил. – А ночью, отец, грозы стал бояться! И как! Не сплю, в потолок смотрю – жду!
– Да что ты, сынок! Разве Перун теперь тот? Ко мне его сила отходит! Скоро вся уже отойдет! – и елки за две макушки колючие ухватил да и выдернул из земли, будто морковки. – А Перун и до колесницы своей вряд ли дошкандыбает!
И от радостной этой вести засветилась глазами и тоненько захихикала топь.
– Цыть, позорные! – не зло, весело Велес прикрикнул. – Давайте-ка! Подарки тащите для жениха!
И ведь понесли, тут же в очередь встали – людям, подумал Жар, такое бы послушание! – и к ногам его складывать стали богатства земли: слитки золота, изумруды, сапфиры и еще такие каменья, которых он и названья не знал. И так хорошо журчали при этом:
– Повелителю! Князю! Богоравному!
– Богоподобному мужу! И его несравненной жене!
– Тому, кто возведет нас на небеса!
– Герою! Воину! Продолжателю рода!
Людей бы этим словам обучить.
А Велес еще и невесте дар преподнес. В коробочке из черненого серебра мазь чудодейственная лежала.
– Чтоб не обжег Ягодку сгоряча, – и подмигнул. – А обмажешь заранее и огонь ее не возьмет!
С полным коробом Жар от топи шагал и с таким теплом, разлитым внутри, которое у человека бывает, когда он после чужбины снова дома окажется.
2
Разволновался, расчувствовался Жар, и огонька в черном лесу не заметил, хоть и близко, а мимо прошел.
А были у маленького костра Ягда, Лада и Щука. За руки взявшись, ходили вокруг – то по солнцу, то против солнца. И так своим делом были увлечены, что тоже не приметили Жара. Сначала в огонь смотрели, а после – на большую луну. Как в миске застынет в мороз молоко – такая луна над их головами стояла. Всех богов просили, огонь и холод в помощники призывали, а потом и землю, и воду, и ветер – и их просили Ягде помочь, немочь на Жара наслать, в топь его завести, Коловула на него навести! До рассвета за Ладою повторяли:
– И ты могучий, и ты гремучий! Порази змия Жара, как ты Велеса поразил.
И много еще всего! А уже на рассвете когда костерок присыпали, ногами его притоптывали – так говорили:
– Сокройся, жар, в землю, навеки!
И от долгой бессонной ночи на траву присели без сил. Сами у Ягды глаза закрылись. А только вдруг затрясла ее Лада… Смотрит девочка, Фефила на поляне сидит – в котомочке ее роется. Котомочку эту, небольшую, размером с ладонь, за поясом Ягда всегда носила. А тут сняла ее, чтоб ворожить не мешала.
Прыснула Щука: что за зверек такой, что за причуда! А Ягда уже догадалась, только поверить боится. Встала с земли, позвала тихонько: