Внутри девушки - угасал последний огонек веры... Душа, как путник в лютую метель, засыпала, не в силах бороться с нахлынувшим холодом...
Все это, заняло не более трех ударов Иванова сердца, но и Василисе и Ивану они показались вечностью.
Звуки еле сдерживаемой рвоты, которые издала Кадэнс - вернули всех к реальности.
- Будешь любить любой, Вань? Даже такой? Ты будешь любить омерзительную нежить?
Иван, наконец, полностью осознал все, что только что произошло. Мир - свернулся в точку. Отчаяние заполнило все существо Ивана. Он упал на колени, роняя меч.
- Ты все еще считаешь, что нежити - не место на земле? Тогда - тебе придется убить и меня... И своего ребенка, Ваня. Прости... У этой сказки не будет счастливого конца... Я не дождалась тебя. И теперь - я за чертой, которую ни мне, ни тебе не переступить.
Пусть я и не-мертва, но и умирать я не готова. Прощай. Я все еще люблю тебя... Но это уже ничего не меняет.
***
Василиса развернулась, ожидая в любой момент выстрел в спину или меч, выходящий из ее груди. Как ни странно, этого не произошло.
В два шага, она вошла в каморку и положила ладонь на руну. Вихрь энергии охватил ее, но за мгновение до этого - из глаза мумии скатилась слеза. Последняя капля влаги, которая еще была в ее изуродованном темным колдовством теле...
...Она так и не услышала, как стоящий на коленях мужчина, с поседевшими висками, сжал до боли, до треска костей, руку на рукояти магического клинка и выдохнул с хрипом: "Буду!"...
***
Три месяца спустя
***
Герхард удобно расположился в глубоком кресле перед камином. Кресло было настолько огромным и удобным, что его вполне хватало на двоих: Кадэнс уютно устроилась на коленях своего любимого. На столике, рядом с креслом, стояла открытая бутылка токайского асу и два бокала. Сладкая парочка коротала зимний вечер, пока за окном поместья ревел ветер необычно холодной для Германии зимы.
- Артефакт от Ивана я убрала в хранилище. Проверила как ты учил - он не активен. Ума не приложу, где он достал это копыто цилиня.
- Иван ищет Василису по всему миру. Попутно собирает артефакты. Неплохое хобби, хоть и опасное. Но с его деньгами - может себе позволить. К тому же, Благословение на нем.
- Гер, а ты правду ему написал? Ну, о возможности...
- О том, что, ПОТЕНЦИАЛЬНО, Василису можно вернуть к жизни? Ты же знаешь, что да.
- Я знаю, что ты в это веришь. Я знаю, что ты меня никогда не обманешь. Я знаю, что люблю тебя больше жизни... Но я знаю, так же, что ты человек... Прости, родной... Просто... Ты же можешь ошибаться...
- Могу. Но не в данном случае. Я несколько раз проверил трофейные записи Кощея. Сверил с Кодексом Шпенглеров. Копию - выслал Николасу. Удивительно, но он был на пороге открытия. Ему просто не хватило света и внутреннего добра, что бы понять, что там, где есть темный путь - есть и светлый. Впрочем - тут играет роль абсолютная уникальность ситуации. Его горю этот рецепт не помог бы. Да и с Василисой все будет очень сложно. А вот напоминание о моей... травме - это было обидно.
- Родной... Прости меня, дуру. Пожалуйста... Я не это имела в виду... Что же я такая глупая и неуклюжая...
Маг пригубил вино, стараясь не смотреть в полные раскаяния и слез глаза девушки. Впрочем, как и всегда, долго обижаться на свою Кадэнс, он, разумеется, не мог.
- Ничего. Уже прошло. Ну, не плачь, девочка моя... - Герхард погладил Кадэнс по голове и та прижалась к его груди щекой, зажмурилась и обхватила его шею левой рукой, впрочем, все еще немножко всхлипывая - но уже, скорее от счастья.
- Я у тебя такая глупая и бесполезная... Если бы я только могла хоть как-то помочь тебе... Я жизнь бы отдала...
- И сделала меня глубоко несчастным, между прочим. Как ты себе представляешь, мою жизнь, без тебя, душа моя?
- Спасибо... Ты знаешь, как подарить мне счастье... Я... Не представляю нас друг без друга. Ты - такая же часть меня, как... мое сердце, наверное...
- Ну вот видишь... Кстати, я смотрю, к наличию человеческого тела - ты удивительно быстро привыкла.
- Как сказать.... Ты же помнишь, сколько проблем у меня возникло даже с банальным туалетом?
Оба зафыркали, вспоминая что-то, известное только им двоим, и, вместе с тем, явно не очень приличное.